Гимназия Царима Сурикова Марьяна

Глава 8

ЖРИЦЫ И ЗАЩИТНИКИ

Тихая и светлая летняя ночь окутала башни. Звезды сияли так ярко и близко, что можно было, казалось, снять их рукой с небосклона. В ущелье резвился ветер, то набирая силу, со свистом проносясь вдоль старых камней, то стихая и переходя на невнятный шепот. Было тепло, но дневная духота уже уступила место приятной прохладе. Тонкий серп месяца серебрился над соседней горной вершиной. Мы сидели с Олайошем на крыше, выбравшись сюда через слуховое окно, и смотрели на всю эту безмолвную красоту. В первое время даже говорить не хотелось — просто отдыхать душой и сердцем, ощущая особый мир и покой, разлитый в чистом горном воздухе.

— Кто такие жрицы, Маришка? — начал Олайош. — Девушки, мало чем отличные от других. Они рождались в обычных семьях Кенигхэма. В какой угодно могла появиться одаренная дочь. От чего это зависело? Никто не мог сказать. У каждой из них был дар исполнять желания. Я рассказываю тебе все с точки зрения человека, знавшего начало и конец, а потому не буду вдаваться в подробности, как люди выясняли, что такие девочки есть, как приходили к пониманию истинной сути их волшебства. Юных созданий всегда отличала особая внутренняя чистота, тяга к справедливости, искренность и способность сопереживать и жалеть других. Понимаешь, все это было дано им не зря. Чтобы не могли нанести своим даром вреда остальным людям. В силу жрицы входили ближе к совершеннолетию, а до этого дар работал спонтанно и нестабильно. Помимо прочего, была у волшебства и оборотная сторона. Каждое исполненное желание, особенно то, на которое требовалось много сил, повреждало ауру.

— Как повреждают ее проклятия?

— Проклятия, порча, отречение от всего святого, да мало ли имеется причин. Приводило это к тому, что даже крепкие здоровьем начинали болеть. Погибали жрицы всегда молодыми. В итоге был создан орден сестер или служительниц. Самые опытные забирали в него одаренных девочек, чтобы обучать, передавать знания, контролировать их силу и успеть сделать как можно больше за свою короткую жизнь.

— И родители отправляли туда дочерей?

— Отдавали совсем маленькими. Что им еще оставалось, кроме как послать ребенка на обучение и дальнейшее служение людям? Сама понимаешь, зная о последствиях дара, они попросту не имели другого выбора, ну а после был принят и такой закон. В ордене старшие девушки заботились о младших и росли, и жили бок о бок. Это было, Мариша, до появления защитников.

— Вы говорили, что истинных призвали.

— Ты ведь знаешь, как раньше существовали люди? О тварях, приходивших из-за гор? Огромные потери нес Кенигхэм в те смутные времена, но именно служительницы нашли выход. Объединяя силы, они могли сделать очень многое, и они пожелали, чтобы появились особенные воины, способные дать отпор жестоким существам, умеющие защитить людей, но не способные причинить им вред. Так в наш мир пришли защитники. Просто появились однажды во время особо кровавого нападения. Спустились ли с горных вершин или с небес, легенды разное говорят. И появление это описано в старых книгах так: «Глаза и волосы их и вся кожа сияли золотым пламенем, а за плечами были расправлены огненные крылья». В тот день была одержана первая за всю историю Кенигхэма победа, когда твари не ушли обратно, утащив с собой сотни невинных жертв, а полегли в битве.

Воины остались на нашей земле, и жрицы были проводниками между этими совершенными существами и простыми людьми. Знаешь, что интересно, Маришка, видимо, призвав защитников, они установили с ними совершенно особенную связь. Именно крылатые воины способны были увидеть поврежденную ауру жрицы, более того, они единственные могли ее излечить. Только рядом с ними одаренные девушки имели шанс прожить настоящую долгую жизнь. А служительницам, в свою очередь, было доступно наблюдать за защитниками в их истинном обличье, выдерживать огненный взгляд без страха, без опасности повредиться рассудком. Так исчез орден, но появились защитные башни. В них воины несли свою службу, а жрицы стали их соратницами и помощницами. Теперь родители отправляли дочек сюда после окончательного становления дара. Сперва девочки проходили обучение в башнях, а получив необходимые знания, становились в пару с защитником.

— То есть они были напарницами?

— Скорее хранительницами.

— Почему?

— Кому еще под силу уберечь мужчину, чей долг охранять остальных, только женщине. — Олайош грустно улыбнулся. — Они и берегли, используя свой дар, и Кенигхэму стали не страшны любые твари.

— Значит, только хранительницы?

— Видишь ли, Маришка, я уже говорил о различии между совершенными воинами и обычными людьми. Мы сейчас не берем потомков, изменившихся с течением времени. Я имею в виду тех, кого ныне называют наследниками неизмененной крови, тех, к кому перешли все качества защитников в первоначальном виде.

— А у них есть крылья?

— И крылья, и умение управлять огнем. Вместе со всеми прочими чертами древних воинов они наследуют внутренний щит, он окружает сердце, словно крепкая броня. Долгое общение с человеком, но не с любым, а с тем, кто близок по духу, истончает его, и возникает привязанность. Отсюда их преданность родным и друзьям. Однако на возникновение и закрепление этой привязанности нужно время. В целом же они одинаково спокойно относятся ко всем, не ненавидят, но и не любят так, как доступно человеку.

— А со жрицами?

— Служительницы единственные, кому всегда удавалось вызвать нечто большее, чем просто привязанность. Ведь все мы увлекаемся, влюбляемся, теряем голову от страсти, порой меняем свои предпочтения, порой бываем верными до конца, но у защитников иначе. Чтобы пробить их щит вокруг сердца, нужно очень мощное воздействие на главную слабость этих воинов.

— У них есть слабости?

— Одна, впрочем, принесшая немало вреда. Их слабость в защите.

— Как так?

— Например, любой другой, чья семья пострадала от рук некой персоны, — Олайош намеренно не смотрел в мою сторону при этих словах, — взял бы и прибил гада на месте. Защитники не могут, не позволяет врожденная особенность — не причинять вреда людям, чем некоторые отлично пользуются. И здесь срабатывает еще одно обстоятельство. Помнишь, ты рассказывала о выдумке ваших девчонок? Если заставлять себя спасать, то в один прекрасный день можно добиться любви защитника?

— Помню. — Я густо покраснела, и хорошо, что в темноте не было этого заметно.

— В чем-то это работает.

— В каком смысле?

— Не в том, конечно, в каком воображали юные тэа. Нужно именно спасти, Маришка, от настоящей реальной опасности. Не спровоцированной, не подстроенной, но настоящей и жуткой, притом воин должен оказаться рядом в такой момент.

Я тут же вспомнила слова Ники, что требуется реально спрыгнуть с башни на глазах защитника. Неужели по этой причине мое желание воплотилось столь невероятным и безумным образом?

— Когда идет всплеск эмоций, который стимулирует инстинкты защитника, они срабатывают неподконтрольно хозяину. Молниеносная реакция и позволяет спасти кому-то жизнь, однако в этом случае, на пике чувств, защита отключается. Возникают опасения и тревога, инстинкт оберегать берет верх. В принципе, ты можешь и не желать спасения, тебя никто не спросит в таком случае.

— Когда инстинкты берут верх, защитники не умеют себя контролировать?

— Именно.

— И это залог любви?

— Нет, конечно, — рассмеялся Олайош, — залог лишь того, что какой-то один человек выделяется на общем фоне, а начав замечать, непроизвольно приглядываешься, наблюдаешь. Возникает тревога за него, рожденная этим самым инстинктом защитника.

— Значит, если воин вдруг спас обычную девушку от гибели, выходит, он обратил на нее внимание, однако это лишь трещина в щите?

— Верно, и чтобы добраться до сердца, нужно планомерно, раз за разом пробивать броню. И когда с конкретным человеком защита перестает работать, дороги обратно нет. Здесь уже пробуждаются эмоции, как у людей, Маришка. Ведь и нам нравятся далеко не все, кто оказался рядом, кому помогли. Симпатия может возникнуть и раньше, однако щит помогает отгородиться. Если же он разрушен и есть родство душ и взаимное влечение, то интерес растет стремительно, как если бы два потока с разных сторон вдруг схлестнулись и потекли полноводной рекой. Чувства пускают корни в сердце, прорастая насквозь. И бесполезно пытаться снова выстроить защиту с этим конкретным человеком.

— А у таких настоящих защитников никогда-никогда не бывает любви с первого взгляда?

— Есть то, что я бы назвал впечатлением. Очень сильное, опять же на пике эмоций, когда щиты сняты, нервы и чувства оголены. Настолько яркое, что не забывается, а человек, его вызвавший, становится средоточием этих ощущений. И снова срабатывает прежняя схема.

Понимаешь, в прошлом именно жрицы всегда находили способ пройти сквозь щит, добраться до сердца. Во-первых, общая связь, установившаяся, наверное, благодаря призыву. Затем общность интересов и внутренняя чистота, свойственная истинным и их служительницам. Этих женщин воины любили так, как умеют любить только защитники.

— Отчаянно?

— Именно.

— А с обычными женщинами?

— Возникает привязанность. Но согласись, это совсем не то. Нежность и забота, но без страсти и безумной любви.

Я была согласна, и почему-то подумалось, что жрицы могли использовать свой дар, чтобы разбить внутреннюю защиту и получить хотя бы шанс добиться любви. Ведь привязанность — это так мало.

— Значит, они могли стать напарницами и просто хранительницами, а могли — возлюбленными. Скажите, арис, а бывало так, что жрица не знала о своих способностях, пока не вырастала?

— Бывало, если некому было ей рассказать обо всем. Подобные случаи встречались повсеместно до появления ордена сестер. Однако я не просто так упомянул об установившейся между служительницами и воинами связи, именно она заставляла их пути пересекаться, судьба притягивала их друг к другу.

— А что было дальше?

— Дальше мир установился в нашей стране. Государство стало укрепляться, расти на зависть нашим соседям, только земель не хватало, у нас ведь не было шансов в период войн осваивать новые территории. Но это не являлось такой серьезной проблемой, поскольку наконец-то на территории Кенигхэма воцарился покой. Только, девочка, те твари ведь не могли просто так сдаться. Сила некоторых существ, населяющих земли за горами, была сопоставима с даром защитников.

— Сопоставима?

Я была поражена. Ведь я видела, как легко Эсташ справился с жуткой Архъаной и низшим.

— Эти создания, непохожие на людей, тоже обладают разумом, довольно изощренным, и еще имеют каждый свой дар. У них есть иерархия, и во главе как раз стоит тот, в чьих силах убить истинного воина. Разве могли чудовища допустить, чтобы пограничные земли благоденствовали, а кормушка так легко ушла из-под носа? У них отобрали не способных дать отпор жертв, и знаешь, что стало происходить дальше?

— Что?

— Я уже говорил, что простым людям было тяжело общаться с истинными, поэтому воины селились обособленно, в башнях. Для девушек же здесь существовали отдельные сооружения, где находилась школа и общежитие, и тут они всегда были под присмотром сильнейших. Однако год за годом все меньше появлялось девочек с даром, все меньше жриц попадало в пограничье. Сейчас мы понимаем, что особенную кровь вытравливали постепенно, но каким образом твари это сделали? Как сумели отслеживать одаренных созданий? Ведь именно по этой причине произошло непоправимое.

— Что произошло?

— Нападение по всей стране, когда в одну ночь уничтожили маленьких жриц.

— Не может быть! — Я зажала рот рукой, не желая верить словам Олайоша. — Эти существа выследили всех…

— Люди. Твари не смогли бы пройти заслон на границе. Это были обычные люди. По какой причине, скажи мне, девочка, можно встать на сторону врага, изводившего твоих предков столетиями? Что дороже жизни? Алчность? Жадность? Корысть? Жажда славы?

— Что же, Олайош? Что в итоге?

— Выжили лишь служительницы в башнях. Когда происходили столкновения, каждая молилась за своего защитника. Кто-то в качестве напарницы, кто-то уже будучи женой или невестой.

— Молилась?

— Так говорили, Маришка. Видимо, их желания подобны молитве. Может, они входили в транс, я не знаю подробностей.

— А дальше?

— Вспомни ужаснейший эпизод в нашей истории, вспомни легенду о красных башнях Царима. В тот день было самое массовое нашествие тварей из-за гор. Они лезли отовсюду, но хуже всего, их направляли. У чудовищ всех мастей был предводитель.

— Но ведь они были не страшны защитникам? Воинов берегли жрицы.

— Взгляни на ущелье, Мариона. Там когда-то стояли еще три соединенные между собой башни.

Я перевела взгляд вниз, где под нашими ногами крыша уходила покато вниз и обрывалась над глубокой расщелиной, на дне которой плавал густой туман. Впервые услышала о том, что на месте разлома в скале, через который теперь протянулся каменный мост и где уровнем выше я когда-то проходила по веревочному мосту, прежде высились иные сооружения.

Олайош молчал и сидел безмолвно долго-долго, глядя на звезды. Наверное, набирался сил перед заключительной частью истории.

— Вместе с удивительной кровью защитников и их способностями, пускай и ослабленными временем, нам передается память, и вот она — неизменна. Интуитивное знание, как бороться с древними тварями, умение их выследить и обнаружить, понимание, как действовать при любом ударе с их стороны. А еще я говорил о сильнейших эмоциях, которые назвал впечатлениями. Самые яркие, самые памятные, они следуют за нами сотни жизней подряд, передаваясь по наследству потомкам тех самых защитников. Воспоминания об удивительных девушках и женщинах, носительницах утраченного дара. Мы все их помним, и нам по-прежнему больно спустя много веков.

— Почему же рухнули башни? — Я пересела ближе к Олайошу и обхватила его крепко за плечи, стараясь хоть чуточку поддержать в этот очень тяжелый для наставника момент.

— Пробраться внутрь башен кому-то постороннему было нереально, попросту невозможно. Единственный шанс — действовать изнутри. Найти хотя бы одного, способного предать остальных.

— Неужели кто-то из защитников? Или… или…

— Да. Жрица. Она приехала в башни недавно. Совсем юная, ей было, кажется, лет шестнадцать в то время. Видимо, древнее наследие — не причини другим вреда своим даром — не сработало в ее случае. А может, в семье она получила такое воспитание, привыкнув владеть, чем пожелает. Все же обычай забирать девочек в раннем детстве имел свои плюсы, за долгие годы можно понять, кто есть кто. Однако после прихода спасителей, способных излечивать, отпала надобность разлучать детей с их родителями. Ведь согласись, отбирать ребенка жестоко.

— Я согласна. — Представила, что меня бы в раннем возрасте разлучили с мамой, папой и с братом.

— У всего есть оборотная сторона, как понимаешь. В целом история такова: эта девочка влюбилась в защитника, а он не ответил ей взаимностью, не ощутил отклика, не почувствовал в ней родную душу. Ей было больно, это можно понять, однако ее желание отомстить мне осознать сложно. Может, ее оправдает то, что мстить собиралась лишь одному, а никак не сестрам или иным воинам. Она оказалась той брешью в непробиваемой стене защиты, которую удалось отыскать нашим врагам. Сперва отыскать, после обмануть, сыграв на чувствах, убедить применить простое заклинание, предварительно начертив в центре башен, на особенном камне, самом первом, заложенном в основание, несложный схематичный рисунок. Сила воздействия на этот участок, откуда начиналось строительство, была такова, что камни пришли в движение, все вокруг задрожало и сама скала содрогнулась. С той стороны лезли твари, а здесь случилось настоящее землетрясение. Стремясь спасти всех, находящихся в башнях, защитники бросили силы и магию на удержание строений в целости, в итоге же страдала их собственная защита. Твари наносили удар за ударом, убивали воинов на глазах тех, кого они оберегали. Когда жрица одна, Мариша, она способна осуществлять желания, но сила ее ограничена, однако вместе им подвластно очень многое, кроме разве что невозможного — воскресить, влюбить, изменить то, что уже случилось. Сестры, собравшиеся тогда в главном зале, чтобы молиться, встали вместе. На старинной картине, где изображен призыв воинов, они держались за руки, образуя круг. Думаю, в тот раз они повторили ритуал и загадали общее для всех желание — спасти защитников.

— И что, Олайош, что? Договаривайте, пожалуйста.

— Оно сработало. Камни перестали дрожать, и скала стала неподвижна, но удар было не остановить. Когда чему-то положено начало, это не может исчезнуть без следа. Сделав замах, нельзя остановить руку на полпути. Весь удар обрушился на зал, где оказались жрицы. Образовался громадный разлом, куда провалилась главная башня и две соединенные с ней. Остальное выстояло. Ужасающий грохот, распространившийся по близлежащим окрестностям, а после оглушительная тишина. И когда она наполнилась полными ликования криками чудовищ, защитники потеряли разум.

— «Точно обезумевшие, воины кидались на своего врага. Тварей было много, слишком много. Все чудовища, населяющие пространство за горами, казалось, выбрались на свет, чтобы поглотить Кенигхэм», — процитировала я заученные на уроке истории строчки.

— К старым записям следовало бы добавить: «Защитники лишились своих хранительниц, и ни один из них более не дорожил собственной жизнью. Утратив ее смысл, они потеряли опору».

— Они ведь победили, Олайош, — очень тихо сказала я.

— Победили и проиграли.

— Но как смогли одержать верх?

— У тварей был свой предводитель, безжалостный, сильный и умный, а у нас был Царим. Он один сохранил голову ясной. Хотя в той ситуации… Не понимаю, как сумел, как взял все под контроль и смог остановить хаос в первую очередь среди защитников. Многие из них попросту искали смерти, а он напомнил, что за башнями остаются миллионы живых людей.

— Это все было спланировано тварями? Они намеревались в один день уничтожить жриц и воинов Кенигхэма, поэтому и полезли разом, чтобы у людей и шанса не осталось?

— Я рассуждал так же, узнав подробности той битвы. Сражение продолжалось, и чудовища никак не могли продвинуться дальше. День уже клонился к закату, когда Царим отыскал главного противника.

— Предводителя тех тварей?

— Его. У нас в стране нет единого правителя, а этот, я полагаю, являлся им для своих подконтрольных чудовищ.

— Они сошлись в битве?

— Да. Одинаково сильные и умные. Не знаю, чего стоило защитнику вырвать победу из лап монстра, как смог изловчиться и пронзить мечом черное сердце чудовища, если у того вообще было сердце. Он справился и нанес удар первым, но, видимо, предводитель тварей, уже издыхая, дотянулся до своего врага. Свидетелей их сражения не было. Говорят, воин отгородил место битвы огненной стеной, чтобы твари не смогли прийти на помощь своему повелителю, но и себя он лишил поддержки других защитников. Когда стена исчезла, обоих нашли уже бездыханными.

Я знала об этих событиях из курса истории, но, слушая Олайоша, все равно отчаянно желала, чтобы у рассказа оказался иной конец, а отважный воин, сумевший защитить нас всех, даже потомков тех людей, за кого положили жизни защитники, не погиб. Подняв голову, взглянула на самый высокий шпиль башни, на котором в лунном свете неподвижно застыла фигура воина с крыльями, державшего в вытянутой руке меч. Это была скульптура того, в чью честь позже и назвали защитные сооружения.

— Вот и все, Маришка. Твари были уничтожены. Мы потеряли наших хранительниц и лучших воинов. Прежде, когда истинный заключал со жрицей союз, следуя особому ритуалу, очень часто родившиеся мальчики наследовали дар отца, но из древних выжило слишком мало. Их сыновья уже женились на обычных женщинах, все меньше рождалось наследников неизмененной крови и больше детей, чей дар оказался слабее. Многие из них не могли летать. В итоге защитники вовсе перестали селиться в башнях, ведь и нападений больше не было.

— Арис Аллар…

— Да?

— А почему о жрицах забыли? Ведь они принесли себя в жертву, чтобы спасти любимых. Среди них были мудрые наставницы, которые точно знали, как именно управляться с даром, они не могли не догадаться о последствиях желания.

— Это мы, Маришка, защитники, вычеркнули любые упоминания об одаренных служительницах. Уничтожили все хроники, оставили лишь самое ценное, спрятав от глаз людей.

Я вспомнила о найденных в подвале старинных белоснежных нарядах.

— Почему? Ведь это несправедливо. Понимаю, что было невероятно больно вспоминать, но люди ничегошеньки не знают о жрицах.

— Именно люди их убили, Мариша. А мы ждем и надеемся из века в век, что природа возьмет свое и жрицы возродятся. Появятся снова девочки с даром. Но люди не смогут их обнаружить, потому что не будут знать и не сумеют более причинить им вреда. И когда-то пути жрицы и защитника пересекутся.

— Арис Аллар, а как защитники видели поврежденную ауру жриц?

— Истинным было дано. Не знаю, способны ли на это их потомки. К совершеннолетию у девушки обычно окончательно формировался дар, потом она осваивала механизм управления им, все под строгим надзором наставниц. Повреждения, кажется, проявлялись не сразу после становления жрицы. Сейчас сложно точно сказать.

— А почему вы рассказали об этих девушках мне?

— Я не думаю, что, узнав всю историю, ты кому-то ее поведаешь.

— Арис, если такие девочки появятся, им ведь придется начинать все сначала. Распознавать свой дар, учиться его контролировать. Теперь нет наставниц.

— Нет наставниц, нет книг. Записи уничтожили не защитники, они были безвозвратно утеряны, когда рухнули башни, а потому действительно придется начинать сначала.

Мне на память пришли слова Аллара, что, окажись я жрицей, он бы первым схватил меня, уволок подальше и где-нибудь запер. Теперь я могла его понять. Жрицы, оставшиеся лишь в воспоминаниях защитников, пожалуй, стали для них чем-то особенным, вызывавшим тот самый глубинный отклик, заставлявший пробудиться древний инстинкт. Воины не уберегли своих хранительниц, и теперь, появись хоть одна, шанса сбежать из-под защиты не будет.

На миг я представила, как скажу не Олайошу, а Эсташу о своих подозрениях. Помечтала пару мгновений, что он заберет меня туда, куда никто не сможет добраться, будет беречь и охранять, наподобие старинных реликвий, оставшихся на память от жриц. Он укроет меня, а Орсель решит, будто сбежала, и всех родных казнят. Сердце так заныло в груди при этой мысли, что я подавила горький вздох и более ничего не спросила у Олайоша. К сожалению, наставник не знал о принципах работы дара и не мог мне подсказать.

Ладно. Время еще не вышло, а жена Орселя жива. Значит, шанс разобраться у меня есть. Осталось только понять, как сработало желание в случае с Эсташем, и все повторить.

Глава 9

СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА

Стоять, прикрыв глаза и прижавшись к теплой широкой груди, положив руки на накрахмаленную белоснежную рубашку, пахнущую легким ароматом лаванды, ощущать крепкие объятия в ответ, надежные, любящие, заботливые, что может быть отраднее для сердца и души? Такие родные с детства руки… Я помнила их натруженными до жестких мозолей и бессильно опущенными, но готовыми всегда подхватить и подбросить высоко-высоко маленькую дочку. И пышные усы, которые постоянно щекотали щеку, когда папа наклонялся, как сейчас, и шутливо спрашивал: «Соскучиться успела?» Как объяснить ему, что действительно успела? Пускай лишь в мыслях, но на один леденящий кровь миг, услышав угрозу сенатора, я навсегда рассталась с ними и потеряла безвозвратно. И теперь, разбежавшись от порога, промчавшись мимо возмущенно вскрикнувшей Эстель, влетела в крепкие объятия отца и припала щекой к накрахмаленной рубашке.

Он посмеивался, гладил меня по голове и говорил: «Ну что за ребенок! Ей замуж пора, а она все проказничает, учителей выходками доводит. Нарочно, что ли, злишь вашу „Де“?»

Честно, я о благонравной старой деве и не вспомнила в тот момент, просто увидела папу и совсем позабыла о правилах школы. Ну да поздно уже было выворачиваться из поймавших меня рук и приседать в поклоне. Зато можно было чуть повернуть голову и осторожненько глянуть из своего надежного убежища по сторонам, приметив недовольно поджатые губы учительницы хороших манер, вновь выполняющей роль инспектрисы. Ясно. Опять влетит, не привыкать.

— А у меня для тебя сюрприз, — мягко отстранил от груди отец, лишая уютных объятий.

— Какой?

Теперь, когда отпала необходимость выяснять про кольцо и помолвку, поскольку в курс дела меня ввели и объяснили все столь прозрачно, что даже не осталось простора фантазии, я не ожидала неприятных сюрпризов и оказалась права.

На глаза легли прохладные ладони, чей-то подбородок устроился на моей макушке, и слуха коснулось насмешливое фырканье: «В кого ты такая мелкая?»

Роберт! Роберт приехал!

Стремительно развернувшись, сперва повисла на шее младшего братишки, а после уже ответила ему с насмешкой: