Гимназия Царима Сурикова Марьяна

Глава 6

ПОМОЛВКА

— Извини, задержался.

Эсташ отворил дверь своей комнаты, впуская Олайоша.

— Я уж решил, ты отправился без меня. Как раз стоял и думал, ведь договорились заранее, что один на свидания с чудовищами ходить не будешь.

— Кажется, мне снова семь лет, дар проявился, и я слышу маму.

— Тебе только дай повод улизнуть в одиночку. Я бы, честно говоря, и сам мог сходить. Вид у тебя неважный, знаешь ли. Давай сегодняшний рейд я проведу?

— Исключено.

— Всегда ты так. Мог бы переложить часть обязанностей на чужие плечи, не взваливать все на себя, по крайней мере, пока мы ждем приезда остальных защитников.

— Это если они найдут веский повод, — усмехнулся Эсташ, — и обойдут препоны, которые будет чинить инспектор из попечительского совета.

— Надеюсь, получится. Даже пара человек стала бы отличным подспорьем. Подменяли бы нас. Эти ночные вылазки здорово изматывают, особенно когда караулишь впустую.

— Ты можешь отдохнуть сегодня.

— И не подумаю.

— Тогда подожди пару минут, я лишь переоденусь.

— Да, конечно, — махнул рукой Аллар и присел на стул.

Эсташ достал тренировочный костюм, но что-то в его движениях насторожило Олайоша. Он внимательно присмотрелся к защитнику, а пока наблюдал, завел разговор на совершенно отвлеченную тему.

— Что за исключительный порядок в шкафу? Ты и вещи раскладываешь по местам? Признайся мне, как другу, в чем твой недостаток, дай порадоваться хорошему человеку. Ведь тебе совершенно не нужна жена, ты отлично заботишься о себе сам. Вот у меня после смерти сабен все носки остались без пары, а от тренировочных костюмов вечно исчезают то верх, то низ, то перчатки. Когда фьюрен Диара приходит прибраться, я нарочно прошу ее не заглядывать в шкаф. Кажется, наведи там сейчас порядок, и ничего нельзя будет отыскать.

Тен Лоран улыбнулся, откладывая в сторону рубашку, и стал не спеша натягивать тренировочную форму. И именно потому, что очень внимательно смотрел, Олайош заметил лиловые отметины в районе ребер, хотя друг повернулся к нему спиной. Впрочем, защитник очень быстро скрыл их под костюмом, в котором они обычно и совершали свои рейды.

— Думается, мы никуда сегодня не идем, — заявил Аллар, сложив на груди руки и сверля спину тен Лорана взглядом.

— Отчего же? — Эсташ повернулся наконец лицом и с самым невозмутимым видом стал натягивать перчатки.

— Потому что я достаточно долго тебя знаю и уже научился различать, когда тебе больно. Угости меня чаем, в конце концов, и давай поговорим. Покажи, что там?

Эсташ устало взглянул на сидевшего с самым воинственным видом Аллара и, прекрасно понимая, что тот прицепится намертво, пока не выведает подробностей, поднял вверх эластичную ткань тренировочной туники.

— Кхагсумток! — в сердцах выругался Олайош на таком старом наречии, которое, пожалуй, знали только защитники. — Раксэм тоб! Ты все-таки нарвался на кого-то, причем один, без меня!

Чего было больше в его голосе, обиды или беспокойства, не мог объяснить сам Аллар.

— Вот как это бывает, что я здесь жду, а ты уже кого-то поймал?

— Это бывает, — примирительно заговорил Эсташ, — когда вздумаешь обнять чужую невесту.

Такого объяснения Аллар точно не ожидал. Он замолчал на несколько долгих минут, а когда дар речи вернулся, немедленно потребовал уточнений:

— Чем тебя приложило?

— Родовой магией, заключенной в кольцо.

— Нова чарт!

Тен Лоран слегка поморщился, но промолчал. Хотя друг ругался не так часто, но, теряя самообладание, применял весьма резкие выражения.

— То есть огрело будь здоров, я правильно понимаю? — вернулся Аллар к обычному языку. — И сколько ребер сломано? Что там сейчас у тебя? Осколки в легких, внутреннее кровотечение? Какие еще диагнозы врачи ставят, ты лучше меня знаешь.

— Брось, Олайош, все менее серьезно. Я крепче, чем ты думаешь. Хотя признаюсь честно, порой мне очень хочется позвать тебя в няньки.

— Поглядите, он еще и язвит! Да тебе лежать надо и стонать в голос. Или прямиком в лазарет отправляться, а не сюда и уж тем более не в рейд.

— Дай минут десять на регенерацию, и все будет в порядке. Повреждены подкожные кровеносные сосуды, отсюда кровоподтеки. Ничего действительно серьезного. Пара трещин в ребрах. Затянется.

— Угу, я сразу так и подумал. Всего лишь пара микроскопических трещин и небольшие синячки. Определенно. Тебе по меньшей мере полчаса лежать нужно. На себя посмотри. Ты не можешь глубоко вздохнуть и любое движение делаешь медленно. Когда брал костюм, старался не наклоняться, поскольку при таких манипуляциях тебе в сто раз больнее. Ложись, и, пока регенерация не завершится, мы никуда не пойдем. Однако меня сейчас очень интересует твоя реакция на столь мощный удар. Они ведь часто спонтанны. Даже не желая того, можно причинить вред в ответ.

— Я был излишне резок в выражениях.

— И все? Просто резок в выражениях? На словах, что ли? Ну знаешь… Да если бы меня приложило родовой магией, я бы за себя не ручался. Вполне мог кого-нибудь прибить.

— Там не было кого-нибудь, — не удержался защитник.

— Опять язвишь? Вообще-то о таких моментах принято предупреждать. Например, показывать колечко и говорить, что его подарили на помолвку.

— Вряд ли она знает о свойствах кольца.

— А ты куда смотрел?

— Не на него. Да и символики не видно, развернута к ладони.

— Нарочно спрятала?

— Олайош, к чему пытать подобными вопросами меня? Спроси сам, насколько сильно твоя любимая ученица желает добить недруга будущей семьи.

— Очень смешно, — усмехнулся Аллар, — наверное, сильно желает. Вот посчитай сам, ядом Архъаны тебя травили, низшим добивали, теперь родовой магией прошлись. Ах, это я еще про рагу забыл.

— Мне больно смеяться, — хмыкнул защитник.

— Наконец-то сознался, что ему больно. Вот и лежи молча.

И он задумчиво взглянул на закрывшего глаза друга. Судить о чувствах Эсташа всегда было крайне тяжело, и Аллар привык строить догадки, основываясь на своих наблюдениях, которые складывались из мелочей, незаметных постороннему взгляду. Поэтому ему и спрашивать не требовалось, кого именно обнимал Эсташ. Пока он замечал реакцию лишь на одну девушку.

Огонь. Да, именно огонь. Пламя защитника, которое находилось под жестким контролем хозяина и вырывалось лишь в случаях, когда его требовалось направить на чье-то спасение. Очень опасное и яростное, способное обратить в пепел любую тварь за доли секунды. И если вдруг огонь защитника сосредотачивался вокруг женщины, это говорило о многом. Слишком многом. Олайош знал лучше других, что нарушать этику гимназии, прикасаясь к ученице, Эсташ никогда бы не стал. Его сперва следовало довести до той черты, когда огонь вырывается из внутренних тисков и заполняет не только сердце, но и разум, заставляет забывать о своих принципах и потерять привычный контроль. Сколько же времени он себя сдерживал? И почему, Цахарис раздери, Мариона вдруг оказалась чужой невестой?

— Эсташ, — негромко позвал он.

— Мм?

— Ты не ошибся? Может, это защита какая-то?

— Нет.

Ответ был решительным и коротким. Поднявшись со стула, Аллар приблизился к другу и, игнорируя его недовольство, быстро оттянул ворот туники. На груди защитника, точно вырезанные на живую, шли по коже красные рваные полосы, уродливо пересекая метку защитника и врезаясь в плоть почти до мяса. Схематичное изображение цветка, родовой символ, хорошо знакомый и Олайошу. Отметина, которая сразу же развеивала все сомнения относительно причин магического воздействия. Пока Аллар смотрел, ровные красивые линии, складывающиеся в крылья, вспыхнули золотистым светом, а страшная рана начала потихоньку затягиваться. Осторожно отпустив ткань, мужчина неслышно вернулся на свое место, не желая более тревожить друга.

Значит, Маришка теперь помолвлена, а ему не сказала ни слова. Конечно, Орсель неплохая партия, с точки зрения света, просто отличная. Сын сенатора, успешный молодой человек, подающий большие надежды. Только не пара он ей. Почему Маришка согласилась? Ведь, кажется, с младшим Орселем они не ладили. Однако же родовое кольцо — символ помолвки — можно надеть лишь по добровольному согласию, только в этом случае оно ограждает против иных представителей мужского пола. И чем сильнее реакция самой девушки, когда прикасается другой, тем резче реагирует кольцо. В данном случае, окажись на месте Эсташа кто послабее, могло и вовсе убить. Конечно, не на месте, но от полученных ран без своевременной помощи соперник рисковал не выжить.

— Отчего же я должна составить сенатору компанию и провести его по гимназии, а не староста нашей группы?

— Поскольку вы уже знакомы, Мариона. Айн Орсель недавно назначен инспектором от попечительского совета. Покажите ему расположение основных башен, наших тренировочных залов и классных комнат. Вход в преподавательскую башню вам также открыт на это время. Проведите по саду. Вы неплохо знаете историю гимназии, расскажите несколько интересных моментов и можете считать миссию оконченной.

— Если вы настаиваете, директор. — Мне оставалось только смириться.

— Он так неожиданно приехал именно сегодня, тэа Эста, вы нас здорово выручите. Учителя на занятиях, никто не может провести эту экскурсию, а для вас я выпросил освобождение от всех предметов на сегодня.

Действительно. Наш глава академии решительно не видел для меня причин отказываться от почетной миссии. Фактически их и не было, только я не готова была к встрече с Орселем-старшим до свидания с отцом. Терзало нехорошее предчувствие. И вообще, планы свиданий я уже составила, и на первом месте в них стоял Олайош, а вовсе не сенатор.

— Спасибо, что согласились, Мариона.

Будто у меня был выбор.

— А здесь у нас сад, сенатор Орсель.

Я уже подошла к заключительному этапу экскурсии и повела нового инспектора по дорожкам, заведя его на женскую половину. Временное разрешение на посещение мужской части у меня тоже имелось, так что после планировала показать сенатору и ее.

— Гимназию отличают прекрасные виды и хорошая планировка.

— Да, здесь все продумано до деталей. Говорят, внизу есть источник, пробивший себе дорогу в горной породе. Чтобы он не размывал основание, был сооружен глубокий колодец.

— Вы много знаете о гимназии.

— Люблю читать о старинных сооружениях.

— И правила здесь весьма строги.

— Да, ограничений немало. Вы наверняка наслышаны о них, Арто должен был вам рассказать.

— Лишь о некоторых.

Отчего-то создавалось впечатление, что сенатор с сыном не слишком много общаются.

— Я вижу, даже сад у вас разделен на две половины, — указал на ограду Орсель-старший.

— Вы верно заметили. Это все в соответствии с правилами.

Я показывала, рассказывала, а сама думала, как бы завести разговор относительно кольца.

— Тогда тем более странно, что подобные пересечения происходят.

— Простите, какого рода пересечения?

И почему директор не попросил Арто показать отцу территорию? Досадно, что этот вопрос пришел на ум только сейчас. Благо недолго осталось.

— С мужчинами, Мариона.

— Я не совсем понимаю, сенатор.

— Зовите меня по имени — Астаил, мы ведь почти родственники.

То, что я не разделяла его уверенности в последнем утверждении, сенатор понял по выражению моего лица. Однако объяснения начал издалека, я даже не сразу поняла, какую мысль мужчина желает донести.

— Фамильные реликвии изготавливаются по парам. Это в обычном случае. — Продолжая разговор, сенатор примостился на широкой скамье, уютно укрывшейся среди зеленых зарослей, и похлопал по сиденью рядом с собой, приглашая меня. Я осталась стоять. — Их непременно питает энергией некий магический артефакт, который связывает обе вещи. Я подумал, что пара кольцо и браслет — предметы пусть и символические, но не хватает им некой изысканности. Кольцо слишком простое на вид, хотел в будущем отдать его толковому ювелиру, однако, увидев вас, понял, что менять ничего не стоит. Чем скромнее, тем охотнее вы примете вещь в подарок. Ну а браслет переделал уже давно, согласно своим предпочтениям. Разделил на несколько частей. Посмотрите.

Он вытянул руку, демонстрируя манжеты кремовой рубашки с золотыми запонками.

— Это часть бывшей реликвии. Остальное золото пошло на цепочку для часов, зажим для галстука, пуговицы. Таким образом, браслет всегда со мной и превосходно сочетается с любым предметом одежды. Понимаете?

Я покачала головой.

— Кольцо на вашем пальчике преподносится девушке в честь помолвки, оно также защищает избранницу рода от посягательств других мужчин, предупреждая избранника. Вчера мне было очень неприятно понять, что, несмотря на суровые правила академии, вы подпустили к себе некоего поклонника. Полагаю, смогу и сам выяснить его имя, но хотел бы узнать у вас.

Растерянность потихоньку переходила в злость.

— По какому праву, сенатор…

— Астаил.

— Вы…

— Ты.

— Да по какому праву вы требуете объяснений?

— Хочу попросить директора школы тщательней следить за юными тэа. Ваша чистота и невинность — это прекрасный дар будущему мужу, собственно, потому в свете ценят выпускниц старых школ. Мужчины уверены, что кроме прекрасного светского образования вам здесь прививают нормы поведения и морали. На первом балу кавалеры выстраиваются в очередь, чтобы пригласить очаровательную бывшую гимназистку на танец именно по этой причине.

— Вы не о том говорите, сенатор…

— Астаил.

— …о чем я спросила.

— Мариона, я очень обеспокоен. Видите ли, вы чудесная девушка, превосходная партия, и здесь не столько играет роль ваше воспитание, семья или, безусловно, пленительная наружность, сколько совершенно уникальное приданое.

Вот на этом месте я все-таки села. Шикарный комплимент!

— В чем главное богатство рода Эста? Разве в ваших деньгах? Кругом полно тех, за чьими дочерьми дадут не меньше. Одного у них нет, ни у кого — ваших рудников. Вы даже не понимаете, Мариона, насколько ценный металл добывают в шахтах, принадлежащих вашей семье. Он изменит наше будущее. Человеческий род не будет более зависим от пришлых воинов, от их гипотетической защиты. Даже один грамм этого металла уже невероятно ценен. Вот, например, взгляните на эту печатку.

Он показал широкое кольцо светлого серебристого металла.

— Целиком изготовлена из теллиура. Впрочем, у этого металла много названий. Кольцо оградит меня от любого воздействия, скажем, одного из защитников. Кроме того, у него еще много свойств, очень важных и полезных.

— Я правильно понимаю, моя ценность как невесты заключается в том самом руднике, что приношу в качестве приданого?

— Вы очень умная девушка.

— И на приеме мне под видом сувенира было подарено родовое кольцо, которое преподносят исключительно на помолвку?

— И это верно, Мариона.

— А еще вы отдали цветок, который является родовым магическим артефактом и подпитывает кольцо и всякие там запонки и массу других украшений.

— Цветок я подарил просто потому, что он вам понравился, пусть и в фантомном виде. Сын создал не слишком качественную иллюзию, оригинал намного эффектнее. Для артефакта нет разницы, в моем ли доме он находится или в доме девушки, которая почти стала частью нашего рода.

— Надетое обманом кольцо не означает согласие на помолвку.

У меня возникло ощущение, что я говорю с сумасшедшим, поскольку он рассуждал так, словно мы все обговорили заранее, решили вопрос к обоюдному согласию, а сейчас просто ведем светскую беседу. Сенатора явно не смущало реальное положение дел.

— Конечно, не означает, — признал Орсель, но легче от его слов не стало. Я ждала продолжения и чувствовала, что его миролюбивый тон, приветливое выражение лица и спокойные фразы кроют в себе какую-то опасность. — Оно просто гарантия того, что избранницу, скажем, не уведут раньше времени. И я определенно был прав, подарив его вам. Вчерашний сигнал как раз послужил тому доказательством.

— А я не хочу быть избранницей, сенатор. Мы с Арто не пара.

— Астаил. Будьте добры запомнить, Мариона, ведь намного проще обходиться без официальных обращений. Так отчего вы не пара моему сыну?

Как все-таки интересно и как о многом говорит такая постановка вопроса. Именно я могу быть не парой, а Орсели определенно дар небес.

— Мы не слишком ладили все эти годы.

— Разве это невозможно исправить? Вы нравитесь Арто. Неужели не сможете взглянуть на него более благосклонно?

— Исправить можно, все зависит от отношения. Однако не думаю, будто смогу воспринять его в качестве будущего мужа.

— Этого и не требуется. Просто воспринимайте его в качестве будущего пасынка. Я за мирные отношения в семье.

Это я сейчас неправильно его поняла?

— Мариона, — со вздохом сенатор взял меня за руки, которые даже позабыла отнять, глядя на него во все глаза, — вы так молоды, неискушенны, мало знаете жизнь. А судьба может быть сурова. Понимал ли я в те годы, когда женился, что моя избранница отличается слабым здоровьем? Она была такой цветущей и красивой девушкой, как вы сейчас. Однако, к огромному сожалению, недуг себя проявил, а в последнее время и вовсе не осталось никакой надежды. Самое большее — месяц, так говорят врачи. А впереди еще целая жизнь. Разве стоит проводить ее в одиночестве? У меня всего один сын, всего один наследник рода, но разве я могу допустить, чтобы прервалась династия Орселей? Мне нужны еще дети и мне нужна жена. Понимаю ваше удивление в данном случае, однако желаю объяснить, что мой выбор обусловлен не корыстными интересами и желанием стать хозяином одного из рудников. Он продиктован стремлением помочь вашей семье. Никто еще не знает, Мариона, однако я был ужасно огорчен и раздосадован, когда на глаза мне попался древний закон. Вы слышали, например, что защитники не могут владеть землей, признанной общественной собственностью, хотя некоторые пытаются оспорить этот факт. Так и в случае с владениями рода Эста.

— На наши владения, сенатор, — я еле проговаривала слова, так крепко хотелось стиснуть зубы, — оформлены все необходимые бумаги.

— Безусловно. Однако, согласно забытому за давностью лет закону, уникальными природными ископаемыми, включая ценные для страны металлы, не может владеть один человек или род. Это общественная собственность, понимаете? Если этот самый закон вдруг окажется обнародован, вас признают преступниками, присвоившими для личного обогащения народное достояние. Сейчас государство вынуждено покупать этот ценный металл, а ведь имеет полное право распоряжаться им в интересах народа на законных основаниях. Понимаете, чем грозит подобная ситуация вам и вашей семье? Только представьте себе. Это ведь непросто снова оказаться в полнейшей нищете и без крыши над головой, потерять желанное место в гвардии, которым так гордится ваш брат, не окончить элитную гимназию, которую, как я понимаю, вы любите. Это, Мариона, настоящее преступление против населения Кенигхэма. За него могут даже казнить. Причем вас всех.

Он замолчал, давая мне возможность все хорошенько осмыслить. Вокруг щебетали птицы, день был на удивление чудесный. Густая листва погружала уютный уголок со скамейкой в приятный полумрак, и легкий ветерок обдувал лицо. И отчего-то в эту чудесную мирную минуту, которой можно было лишь наслаждаться, у меня в душе воцарился мрак и холод. Пожалуй, угроза потерять любимую школу, стать нищей, как когда-то, постоянно ощущать себя голодной и беспрестанно мерзнуть поколебала бы мою решимость; намек, что брата лишат его гвардии, которую он обожал, заставила всерьез задуматься о предложении; а мысль о родителях, уже немолодых, оставшихся без крыши над головой, окончательно сломила сопротивление. Поверьте, сенатор, гибель всей нашей семьи — это слишком.

— У вас есть доказательства существования такого закона? — Собственно, согласие я уже дала, только оно еще не прозвучало. Мой вопрос был не столько способом выяснить все до конца, сколько жалкой попыткой отсрочить ответ на несколько коротких минут.

— Я полагал, что вы спросите. — Он достал из внутреннего кармана свиток. Бумага, которую невозможно подделать, совсем потемнела от времени, однако она искрила под пальцами, а магический оттиск герба Кенигхэма переливался в уголке. Внизу стояли подписи, и древние чары, защищавшие от старения, позволили им лишь немного выцвести.

В старом документе все было изложено в точности, как сказал сенатор. Единственно, вариантов развития событий было два. Первый, когда бы мы отдали рудники добровольно, выплатили колоссальный штраф и дело решилось бы миром. А второй, это вариант, рассказанный сенатором. Любой вопрос можно повернуть так, чтобы один и тот же человек оказался либо заблудшей овечкой, не желавшей никому причинить вреда, либо хитроумным и коварным преступником, хладнокровно обирающим жителей родной страны. И я точно знала, что с властью и силой сенатора тому ничего не стоит повернуть дело не к нашей выгоде. Помимо денег в этом мире правила сила.

— Благодарю, — вернув ему свиток, бездумно уставилась в одну точку, которая размазывалась перед глазами ярко-зеленым пятном.

— С нетерпением жду вашего ответа, Мариона.

Он снова взял мою ладонь в руки, а у меня и сил не было ее отбирать.

— Я согласна, сенатор.

— Астаил, моя дорогая.

Я промолчала.

— Вы, безусловно, понимаете, что придется немного подождать с официальным объявлением.

— Безусловно, понимаю. Ведь ваша жена жива, Ас-та-ил, — произнесла по слогам его имя.

В ответ Орсель поднес мою руку к губам, согрел дыханием и очень нежно поцеловал.

— Не будем о грустном.

— А грустное — это что она еще жива или что умирает?

— Понимаете, Мариона, у каждого есть свои слабости. Меня вот ужасно огорчают события, которые невозможно взять под контроль, равно как и люди. Вспомним тех же защитников. Они ведь идеальны буквально во всем, невероятно сильны, одарены уникальной магией, но они не люди, и сложно угадать ход их мыслей, понять чувства. Как мало известно о них, их уязвимых местах, их сообществе в целом. В таком случае, чтобы не довести ситуацию до критической точки, следует пользоваться чужими слабостями ради блага остальных. Например, наши прирожденные воины не могут причинить вред человеку, и это следует употребить себе на пользу, чтобы оградить людей от случаев, когда сдерживающий защитников фактор вдруг исчезнет.

— А может быть, Астаил, в основе вашего беспокойства лежит такое чувство, как, скажем, зависть?

— О, что вы! Зависть совершенно ни при чем. Я радею исключительно о благе остальных людей.

— Например, моей семьи.

— Конечно. И в том, что касается ваших родных, есть один важный момент. Айн Эста очень любит своих детей. Пожалуй, он будет несколько удивлен вашим выбором. Почти уверен, он рассчитывал на кандидатуру Арто.

Я как-то тоже думала об Арто. И пожалуй, предложи сенатор выбор, предпочла бы младшего Орселя. По крайней мере, он не годился мне в отцы. Но насколько я могла судить по высказываниям самого наследника рода, их напряженные отношения с отцом не помогли бы последнему прибрать к рукам рудник.

— Если отец вдруг усомнится в вашем желании относительно нашего брака, может возникнуть ряд проблем. Я очень уважаю айна Эста за его принципиальность, верность убеждениям и самоотверженность во всем, касающемся семьи, но лишние проблемы и хлопоты нам ни к чему. Ведь это может вылиться в то, что айн подпишет собственный приговор излишней резкостью и непримиримостью. Вы понимаете, Мариона?

Прямо говоря, отец выскажется резко против, поняв, что это не мое желание, чем нарушит планы сенатора. За это вся семья и поплатится. Мне абсолютно ясно, дорогой Астаил.

Отвечать я не стала, просто кивнула.

— Давайте скрепим ваше обещание убедить окружающих во взаимных чувствах рукопожатием.

Учитывая, что ладонь мою он пока не выпустил, рукопожатие можно было совершить и не спрашивая согласия.

— Обещайте, Мариона.

Он так посмотрел на меня, на миг сбросив маску вежливого и великодушного мужчины, что сердце встрепенулось в испуге. Я очень ясно представила своих родных в момент казни.

— Обещаю убедить окружающих, что это мой выбор.

— Отлично. — Он улыбнулся, а руку словно прострелило.

Я вырвала ладонь, сенатор же с удовлетворением кивнул.

— Теперь ваше обещание скреплено магически, Мариона. Данное слово невозможно нарушить.

— Излишне, сенатор, — отвернулась, не в силах смотреть на него, — я бы и так его не нарушила.

Чего стоит одна моя жизнь против жизни родных? Но это не означает, дорогой Астаил, что я не попытаюсь придумать способ избавиться от вас и этого брака.

Собственно, на этом экскурсия и закончилась. Сенатору более неинтересно было осматривать оставшиеся уголки сада. Мы отправились обратно, поскольку новоиспеченный жених вспомнил о других важных делах, требующих немедленного обсуждения с директором. И должна признать, он умел себя вести. То есть, добившись нужного ответа, не злорадствовал, не напоминал о данном обещании, а перевел разговор на отвлеченные темы, не требуя моего участия в тягостной теперь беседе. Видимо, позволял хоть немного, но прийти в себя после оглушительного удара.

Когда мы выходили у площадки возле входа в башни и я собралась распрощаться, столкнулись нос к носу с директором.

— О, вы уже все осмотрели? Я торопился поскорее закончить дела и составить вам компанию.

— Мариона прекрасная рассказчица, узнал много нового о гимназии.

— Тэа Эста, большое вам спасибо.

— Огромное вам спасибо, директор.

Похоже, такая яростная благодарность в ответ на его слова слегка удивила главу гимназии, но Орсель быстро переключил внимание мужчины.

— А как у вас с безопасностью? Тут поступали некоторые жалобы, будто в школе не слишком спокойно.

— О, что вы! Мы пристально следим за этим вопросом.

— То есть никаких происшествий с гимназистами?

— Все благополучно.

— И даже в лазарет недавно никто не попадал по причине, может быть, неудачных экспериментов или магического удара?

— Мы стараемся исключить даже саму возможность подобных случаев.

Меня в этот момент кольнуло не хуже, чем в миг скрепления обещания клятвой. О чем сейчас спрашивал сенатор? Не попадал ли кто недавно в лазарет? Вопрос, для директора являющийся лишь проявлением бдительности нового инспектора, меня не на шутку взволновал. Астаил ведь выпытывал имя поклонника, которого, как он выразился, я подпустила к себе. И Эсташ тогда странно отреагировал на прикосновение. Вздрогнул, словно действительно от удара, и по какой-то причине сразу же догадался о моей помолвке. Он даже понял с кем, хотя я сама понятия не имела. Символику рода защитник увидеть не мог, тогда, значит, кольцо как-то отреагировало? Сенатор сейчас пытал директора, стремясь узнать имя, как мне и обещал. Но если не гимназист обратился в лазарет, а преподаватель?

— Вы позволите идти, директор? — обратилась к начальнику академии.

— Конечно, Мариона, — великодушно отпустил тот.

— Был рад встрече, — проявил галантность сенатор и даже умудрился поймать и поцеловать мою руку, демонстративно отобрать которую в присутствии директора я не могла.

Провожаемая взглядом Орселя, поспешила скрыться в башне, после чего рванула со всех ног к павильону магической защиты. Девчонки так часто твердили расписание уроков Эсташа, что даже я его выучила. У тен Лорана через двадцать минут начиналась тренировка со вторым курсом, а мне жизненно необходимо было выяснить, что с защитником все хорошо.

Домчавшись до лестницы женского крыла, облокотилась о перила и принялась ждать. Мимо сновали второкурсницы, некоторые здоровались и, наверное, удивлялись, увидев меня здесь. Полагаю, отнесли к ярым поклонницам тен Лорана, ожидающей чудесной минуты, когда смогу увидеть вожделенный объект. Собственно, этого я, конечно, и ждала, и даже думать боялась, вдруг Эсташ не придет.

Но вот уже гимназистки скрылись за дверями зала для тренировок, ассистент вышел и проверил пустой коридор, а тен Лорана все не было. Моя тревога росла. Я даже через перила перегнулась, стремясь увидеть мельком или хотя бы расслышать звук шагов. А потом защитник появился так стремительно и бесшумно, что удивил выглядывавшего его в другой стороне ассистента. Как раз в этот миг прозвенел звонок, и мужчины направились к дверям зала.

Не могу передать, насколько велико было мое облегчение, что Эсташ в полном порядке, слишком уж перепугалась после слов Орселя. Возможно, сенатор и правда интересовался в иных целях.

Кажется, я не отрывала от защитника глаз, и он вдруг задержался у входа и обернулся. Успев отшатнуться, шлепнулась на пол за мгновение до того, как мужчина вскинул голову и посмотрел наверх. Возможно, мне лишь почудилось, будто успела, но подняться не рискнула. Пряталась, замерев под прикрытием перил, закрытых по низу сплошной перегородкой, и только услышав звук захлопнувшейся двери, осмелилась подняться на ноги. Ребячество! Полнейшее! А может, безумие. Или глупость несусветная. Но допустить, чтобы тен Лоран застал меня за подглядыванием после нашего последнего разговора, значило сгореть со стыда. Однако не проверить, в порядке ли он, и дальше изнывать от тревоги, что пострадал, я тоже не могла.

Глава 7

ПОЭТИЧЕСКОЕ ВДОХНОВЕНИЕ

— Да кто так цитирует? Какой кошмар! Сядьте, прямо сейчас сядьте, тэа!

Когда наш преподаватель волновался, он всегда коверкал ударения.

Эстела, читавшая стихи проникновенно и с чувством, периодически переходя на натужный бас, обиженно вздернула нос и, усевшись на стул, демонстративно отвернулась от учителя стихосложения.

— Это великие строчки величайшего произведения! Вы должны проникнуться, вы должны ощутить стремительный полет пера, почувствовать, чем поэт дышал. О, вы меня убиваете!

Поэт, написавший великие строчки, был большим любителем винного зелья, и дышал он чаще винными парами, но такой момент не смутил нашего учителя.

— Тэа Гиса, прочитайте нам! — Он махнул рукой и упал на стул, запрокинув голову и обмахиваясь кружевным платочком. Большой любитель всевозможных театральных эффектов, арис Гийон едва ли не падал в обморок каждый раз, стоило лишь подзабыть одно слово из его любимых поэм. Он свято верил, будто на светских приемах мы только и будем, что, блистая эрудицией, беспрестанно читать поклонникам стихи, хотя по традиции полагалось бы наоборот.

Будучи мужчиной изящного телосложения, весьма легким и воздушным, он постоянно следил за своим весом, а наши модницы именно к нему обращались за советом или консультацией относительно популярных диет. Видимо, арис полагал, что, превысив установленную норму, он не сможет «парить» во время чтения самых возвышенных поэм. И так и норовил оторваться от земли, когда услаждал наш слух новыми стихами, особенно своего сочинения. То есть вытягивался в струнку, поднимался на носочки и тонким голосом принимался делиться с миром очередным шедевром.

— Ах, нет, все не так! О, вы меня убиваете! Слезы, вы слышите, в этих строчках звучат слезы.

— Что же мне, расплакаться, арис? — не выдержала читавшая с выражением и без ошибок Леанна Гиса. Наша самая большая любительница поэзии. Она могла процитировать наизусть не менее тридцати поэм.

— Всхлипни пару раз, — шепнула с задней парты Эстела, — он и растрогается.

Шептала наша веселушка тоже басом, а потому арис открыл один глаз и укоризненно повел им в сторону подсказчицы.

— Что за нравы! Что за класс! Какая приземленность! Вот у гимназистов совсем другое дело. Слышали бы вы, как проникновенно цитирует великие строки теон Венсан. О! Этот юноша одарен от природы. И как приземленно и пошло это выходит у созданий, которые должны вдохновлять мужчин на поэмы. Ах, я убит, изничтожен.