Весь этот свет Макгвайр Джейми
Я закинула рюкзак на плечо и выскочила за дверь. Миссис Розальски, директор Огастин, а также несколько студентов-помощников смотрели, как я убегаю.
К моему шкафчику кто-то приклеил желтую бумажку, на которой печатными буквами было выведено одно слово: «Признайся». Я сорвала ее, скомкала и швырнула на пол, потом набрала код, взялась за ручку и дернула, но дверца не открывалась. Я повторно набрала код и снова дернула, затылком ощущая взгляды десятков пар глаз. Я набирала код и дергала ручку снова и снова, но никак не могла открыть шкафчик. Горячие слезы навернулись на глаза.
Над моим правым плечом появилась рука, набрала код и сильным рывком открыла шкафчик. Я повернулась и ухватилась за руку Эллиотта двумя руками, чувствуя, что задыхаюсь.
Эллиотт прижался правой щекой к моей левой щеке, и это прикосновение согрело меня, как солнечный свет. От него пахло мылом и чистотой, его голос окутал меня, подобно теплому одеялу.
– Ты в порядке?
Я покачала головой. Эллиотт важен для меня. Мне следовало защищать его так же, как он защищал меня, но мне не хватало сил отпустить его. Эллиотт был единственным мостиком, связывавшим меня с нормальной жизнью.
Он выпустил ручку шкафчика и обнял меня.
– Прости меня за вчерашний вечер, Кэтрин. Клянусь, этого больше не повторится. Меньше всего мне хотелось, чтобы ты это видела. Я устал, вымотался и… потерял над собой контроль. Я бы никогда не поднял на тебя руку. Только двери. И деревья… и Круз Миллер. Тетя Ли говорит, мне нужно повесить у себя в комнате боксерскую грушу. Я…
Я повернулась и уткнулась лицом ему в грудь. Эллиотт крепко прижал меня к себе, поцеловал в макушку, потом снова прижался щекой к моей щеке.
– Прости меня, – повторил он.
Я покачала головой, чувствуя, как по носу скатываются слезы. Я не могла произнести ни слова; за последние три года я еще никогда не чувствовала себя настолько уязвимой.
– Как дела дома?
Коридор опустел, прозвенел звонок, но мы с Эллиоттом остались стоять у шкафчиков.
– Я просто… – о щекам текли слезы. – Я очень устала.
Эллиотт вглядывался в мое лицо, было видно, что он напряженно размышляет.
– Сегодня ночью я останусь у тебя.
– Не хочу, чтобы ты пострадал.
Он прижался лбом к моему лбу.
– Ты хоть представляешь, что со мной будет, если с тобой что-нибудь случится? Я готов отрезать себе руку, лишь бы ты была в безопасности.
Я обняла его крепче.
– Значит, мы будем беречь друг друга.
«Ниссан» матери Мэдисон, тихо урча двигателем, остановился возле дома на Джунипер-стрит. Мэдисон, прищурившись, уставилась на руль и стала рассказывать о своей беседе с детективом Томпсоном.
– Как только пришел мой папа, детектив сразу сменил тон, но все равно всем своим видом показывал, будто я что-то скрываю. Да, я думаю, что это Пресли разбила фары моей машины. Это не значит, что я ее похитила, убила или что-то с ней сделала. Томпсон был…
– Безжалостным, – закончила я за нее, глядя в окно.
Ветер гнул голые ветви деревьев на Джунипер-стрит, и я невольно поежилась.
– Да, именно так. Он сказал, что еще может вызвать нас в участок. Меня, тебя и Сэма. Но вот на Эллиотте он просто сдвинулся. Думаешь… думаешь, это потому, что Эллиотт – чероки?
– Его тетя Ли, похоже, именно так и думает. Уверена, она права.
Мэдисон зарычала сквозь зубы.
– Он же лучше всех нас! Эллиотт – прекрасный парень. Все его любят, даже Скотти Нил! И Эллиотт по праву завоевал место квотербека в команде.
– Теперь его не любят, – заметила я. Весь день нам подбрасывали анонимные записки. – Уже вовсю ходят слухи. Все считают, что это мы похитили Пресли, коль скоро нас вызывали в полицию, а на здравый смысл всем наплевать.
– Некоторые считают, что Пресли мертва.
– Ты тоже думаешь, что ее нет в живых? – спросила я.
Мэдисон помолчала.
– Не знаю. Надеюсь, что нет. Надеюсь, с ней все хорошо. Честно.
– И я тоже на это надеюсь.
– Если ее похитили, то это не мы, а кто-то другой. И этот кто-то среди нас. Это сводит меня с ума. Может, именно поэтому все нас и обвиняют. Если люди будут считать виновными нас, им будет спокойнее.
– Пожалуй, – вздохнула я. – Спасибо, что подвезла до дома.
– Не за что. Ты идешь на игру в эти выходные? Странно будет весело кричать и хлопать, зная, что Пресли пропала. Некоторые говорят, что перед игрой зажгут свечи в память о Пресли.
– Не знаю. Не уверена, уместно ли это, хоть и не хочу оставлять Эллиотта одного.
– Пойдем вместе.
Я кивнула, открыла дверь автомобиля и вышла; пока я шла через газон к тротуару, под ногами хрустела жухлая трава. Сухую землю припорошило тонким слоем снега, снег забился в трещины на тротуаре. Возле черной кованой калитки я остановилась и посмотрела на дом.
Мэдисон звонко прокричала: «Пока!», и я подпрыгнула от неожиданности, но потом помахала ей в ответ.
«Ниссан» уехал, а я взялась за ручку калитки, надавила и услышала знакомый стон проржавевших петель. Сначала они скрипели, когда калитка открывалась, а потом, когда закрывалась. Хорошо бы по ту сторону двери меня встретила Поппи, Алтея или даже Уиллоу. Только бы не Дюк и не мамочка.
– Малышка, малышка, малышка.
Я вздохнула и улыбнулась.
– Алтея.
– Давай мне свою куртку и иди сюда, выпей горячего шоколада. Я сейчас подогрею. Ты шла домой пешком?
– Нет, – ответила я, вешая куртку на незанятый крючок возле двери.
Поставив рюкзак на пол возле кухонного стола, я села на табурет. Алтея поставила передо мной чашку дымящегося шоколада, в котором плавала пригоршня зефирок, вытерла руки о фартук и облокотилась на стол, подперев подбородок ладонью.
– Алтея, почему вы остаетесь здесь? Почему не живете со своей дочерью?
Алтея выпрямилась, пошла к раковине и стала мыть посуду.
– Ну, все дело в ее муже. Он говорит, их дом слишком маленький. Понимаешь, у них всего две крошечные спальни, хотя я им говорила, мол, давайте я буду спать на диване. Пока дети были маленькими, я так и делала.
Она принялась тереть тарелки еще энергичнее. Было видно, что ей не по себе, и я подняла глаза, опасаясь, что вот-вот появится Дюк. Гости всегда нервничали, если он был рядом. Хотя, возможно, он был рядом, потому что они нервничали.
– Как шоколад? – спросила Алтея.
– Вкусный, – ответила я, демонстративно отхлебнула и замычала от удовольствия.
– Как дела в школе?
– Сегодня время тянулось очень медленно. Я плохо спала ночью, а с утра пораньше меня вызвала миссис Мейсон.
– Вот как? Она снова мучила тебя расспросами?
– В школе есть одна девушка, она недавно пропала. Миссис Мейсон спрашивала меня о ней.
– Правда? Что за девушка?
– Пресли Брубейкер.
– Ах. Та самая. Говоришь, она пропала?
Я кивнула, грея руки о кружку.
– Никто ничего не видел. В городе есть один детектив, так вот, он считает, что это я что-то сделала с Пресли, потому что не любила ее.
– А что говорит миссис Мейсон?
– Сегодня она задала мне кучу вопросов. Этот детектив просил ее прислать ему отчет о нашем с ней разговоре.
Алтея поджала губы, всем своим видом выражая отвращение.
– Это ведь она в прошлый раз позвонила в Департамент национальной безопасности и настучала на твою мамочку, не так ли?
– Она просто беспокоилась.
– А сейчас она тоже беспокоится?
– Возможно. Она тревожится за Эллиотта, и я тоже.
– Господи боже, ну еще бы. Я рада, что ты его простила. Ты становишься счастливее, когда у вас с ним все гладко. Прощение – это хорошо, оно излечивает душу.
– Я довольно долго его отталкивала. Именно так я в свое время поступила с Минкой и Оуэном, – я помолчала. – Мне казалось, для Эллиотта будет безопаснее, если я буду держать его на расстоянии.
Алтея фыркнула.
– Минка и Оуэн? Давненько мы не поминали этих двоих. Они тебе не подходили.
– Но, по вашему мнению, Эллиотт мне подходит?
– Мне нравится видеть твою улыбку, а когда ты говоришь об этом мальчике, то вся светишься.
– Алтея… Вчера ночью мамочка выходила из дома в одной ночной рубашке. Вы не знаете, зачем она вышла?
Алтея покачала головой.
– Твоя мамочка в последнее время странно себя ведет. Я просто сижу и наблюдаю.
Я кивнула и снова отхлебнула шоколада.
– Значит, вы разговариваете с мамочкой? Она не говорила, почему вдруг стала такой… странной?
– Я говорю с ней на собраниях.
– На собраниях, посвященных мне.
Она кивнула.
– Вы ведь никому не позволите навредить мне, да, Алтея?
– Не глупи.
– Даже мамочке?
Алтея перестала тереть тарелку.
– Твоя мамочка никогда бы не причинила тебе вреда и никому не позволила бы тебя обидеть. Она уже много раз это доказывала. Не говори о ней неуважительно в моем присутствии. Никогда.
Она быстро поднялась по лестнице, наверху оглушительно хлопнула дверь.
Я прикрыла лицо ладонью. Я только что оскорбила свою единственную союзницу.
Глава двадцать девятая
Кэтрин
Мэдисон держала меня за руку, пока мы ждали возвращения «Грязных котов» после минутного перерыва. До конца четвертого периода матча за звание чемпионов оставалось несколько секунд.
На трибунах яблоку негде было упасть, наша команда противостояла «Зимородкам-осам», и счет был 35–35. Тренер Пекэм что-то настойчиво говорил Эллиотту, а тот ловил каждое слово наставника.
Наконец игроки захлопали в ладоши и рысью побежали на поле, а трибуны радостно взревели.
– Они не будут бить по воротам! – воскликнула Мэдисон и прикрыла рот ладонью.
– Что это значит? – спросила я.
Мэдисон сжала мою руку, глядя, как Сэм хлопает Эллиотта по плечу.
– Это значит, что у них будет всего четыре секунды, чтобы сыграть, в противном случае дадут добавочное время, и мяч перейдет к «Зимородкам».
Я покосилась на наблюдателей, сидевших в ложе прессы. Некоторые уткнулись в телефоны, другие что-то записывали. Эллиотт, стоявший позади Сэма, дал сигнал, и Сэм перебросил ему мяч. Ресиверы сорвались с мест, а Эллиотт помчался вперед, не обращая внимания на пронзительные крики и улюлюканье трибун.
– О, боже! Открывайтесь! – заорала Мэдисон на ресиверов.
Эллиотт несся к десятиярдовой очковой зоне, а Мэдисон и миссис Мейсон начали подпрыгивать на месте справа и слева от меня.
Эллиотт увернулся от одного игрока «Зимородков», от второго, а потом, видя, что не успевает добежать до очковой зоны, высоко подпрыгнул, метнул мяч, и тот приземлился прямо за чертой зоны. Рефери вскинули вверх руки, и «Грязные коты», а с ними и их болельщики, разразились оглушительными криками радости.
Мэдисон и миссис Мейсон пронзительно вопили мне прямо в уши, одна с одной стороны, другая с другой, затем мы побежали вниз по лестнице, перепрыгнули через ограждение и бросились на поле, к нашей команде. Все вокруг улыбались, прыгали и орали, мы словно нырнули в море счастья, и я пыталась пробиться к Эллиотту через это море. Он на целую голову возвышался над ликующей толпой, вглядывался в лица окружающих. Я подняла руку и вытянула вверх указательный палец и мизинец.
Эллиотт заметил меня и стал проталкиваться ко мне.
– Кэтрин! – завопил он.
Я изо всех сил пыталась протолкаться к нему, но Эллиотт добрался до меня первым, одной рукой подхватил меня на руки и поцеловал в губы.
– Ты это сделал! – радостно воскликнула я. – Если после этого тебе не дадут стипендию, то они просто сумасшедшие!
Он молча смотрел на меня.
– Что? – спросила я и засмеялась.
– Просто я никогда не видел тебя такой счастливой. Это удивительно.
Я плотно сжала губы, стараясь не улыбаться от уха до уха, как идиотка.
– Я тебя люблю.
Эллиотт рассмеялся, потом крепко обнял меня и зарылся лицом мне в волосы. Я прижалась щекой к его мокрым волосам и поцеловала его в лоб.
Толпа все еще ликовала, а местные полицейские пытались поддерживать видимость порядка. Другая половина стадиона быстро пустела, и автобусы команды «Зимородков» уже завели двигатели.
– Янгблад! – позвал тренер Пекэм.
Эллиотт подмигнул мне.
– Встретимся возле моей машины.
Он напоследок поцеловал меня в щеку, поставил на землю и стал протискиваться сквозь толпу к остальной команде, собравшейся в центре поля.
Меня толкали и пихали, пока наконец людское море не вынесло меня, словно мячик, на край поля. Родители и ученики раздавали всем белые свечи, закрепленные в белых картонных коробочках. Чем больше свечей было роздано, тем тише становился шум.
Миссис Брубейкер остановилась передо мной, держа в руках свечу.
– Это… в честь памяти о Пресли.
– Спасибо, – сказала я, принимая свечу.
Миссис Брубейкер попыталась улыбнуться, но уголки ее губ дрожали. Она отвернулась и стала раздавать свечи другим ученикам.
– Ты просто отвратительна, – громко сказала стоявшая поодаль Татум. Она была в своей форме чирлидерши. – Как ты можешь держать эту свечу, зная то, что ты знаешь?
– Что я знаю? – переспросила я.
– Где сейчас Пресли! – закричала Татум.
Люди вокруг стали поворачиваться к нам.
– Да, – поддакнула Бри. – Где она, Кэтрин? Что вы с Эллиоттом с ней сделали?
– Вы, наверное, шутите! – воскликнула я.
– Идем, – прошептала Мэдисон, беря меня под руку. – Тебе не обязательно все это выслушивать.
– Убирайся! – выкрикнула Бри, указывая на парковку. – Эллиотт что-то сделал с Пресли! Он не герой! Он убийца!
– Бри, – обратилась к ней Татум, – это не вина Эллиотта. Во всем виновата она. – Она шагнула ко мне, сверкая глазами. – Это ты сделала.
Чей-то отец подошел к Татум.
– Так, девочки. Что происходит?
Бри указала на меня пальцем.
– Кэтрин терпеть не могла Пресли. – Она указала на подошедшего Эллиотта. – А он избавился от Пресли, чтобы сделать Кэтрин приятное.
– Это правда? – спросила чья-то мама.
– Нет! – настаивала я, чувствуя взгляды десятков пар глаз.
По толпе поползли перешептывания, и радостные крики смолкли.
Мать Татум обняла дочь за плечи.
– Тебе лучше уйти.
– Почему? – спросила Мэдисон. – Кэтрин не сделала ничего плохого.
– Пусть они уйдут! – закричал кто-то. – Выгоните их!
– Убирайтесь!
– Пошли прочь!
– Перестаньте его чествовать! Он что-то сделал с Пресли Брубейкер!
– Убийца!
– О, боже, – пробормотала Мэдисон.
Старшеклассники толкали Эллиотта, и он толкался в ответ.
– Оставьте его в покое! – закричала я.
– Идем, Кэтрин. Кэтрин, – Мэдисон потянула меня за руку, в ее глазах я увидела страх.
Родители тоже начали оскорблять Эллиотта. Через толпу пробился дядя Джон, раскинув руки, заслонил Эллиотта и стал уговаривать окружающих одуматься, но другие мужчины стали толкать и его тоже, выкрикивали ему в лицо оскорбления. Эллиотта пихали со всех сторон.
– Прекратите! – закричала Ли, подбегая к толпе. – Перестаньте!
Кэй кричала на чью-то маму, потом отпихнула ее.
Прожекторы, направленные на поле, освещали сцену потасовки. Те зрители, которые еще оставались на трибунах, застыли, наблюдая за происходящим на поле. Народ активно выпускал пар.
Эллиотт перехватил мой взгляд и махнул рукой, призывая меня уходить, а другой рукой отпихивая тех, кто толкал его. Мэдисон снова потянула меня за руку, и я пошла за ней, но, обернувшись через плечо, посмотрела на Эллиотта. Полицейские схватили Эллиотта и дядю Джона и стали выталкивать их из толпы, заслоняя от ударов. Им вслед плевали, бросали смятые бумажные стаканчики. Даже полицейским пришлось кричать и угрожать толпе, чтобы пройти.
Одного напоминания о Пресли оказалось достаточно, чтобы Эллиотт из героя и всеобщего любимца превратился в чужака, которого все ненавидят.
Мы последовали за полицейскими, Эллиоттом и Джоном и остановились только у ворот стадиона.
– Я бы на вашем месте туда не возвращался, – предупредил один из копов. – Толпа большая, все на взводе.
Эллиотт нахмурился, но кивнул.
К нам подбежали Кэй и Ли. Кэй обняла сына, а Джон одной рукой обнял Ли за плечи.
– Как ты? – спросила Кэй Эллиотта.
– Нормально, – ответил тот. Воротник его свитера был порван. – Они набросились на меня ни с того ни с сего.
– Идемте, – скомандовала Ли. – Нам лучше уехать.
– Сначала я отвезу Кэтрин домой, – вскинулся Эллиотт.
– Я могу ее подвезти, – предложила Мэдисон.
Эллиотт с тревогой посмотрел на меня.
– Со мной все хорошо. Поезжай. Увидимся позже. – Я привстала на цыпочки и чмокнула его в уголок рта.
Ли и Кэй повлекли Эллиотта к его машине. Он то и дело оглядывался на меня, не смотрел, куда идет, пока Кэй что-то ему не сказала.
Мэдисон обернулась и посмотрела на толпу. Освещение на стадионе погасло, и в темноте горели сотни крошечных огоньков; ученики и родители, держа в руках зажженные свечи, запели какой-то церковный гимн. Мэдисон дернула меня за рукав.
– Мне неприятно говорить, но это довольно жутко, не находишь? Они только что нападали на Эллиотта, а теперь распевают «О, благодать».
– Это и впрямь немного жутко. Минуту назад все эти люди готовы были растерзать Эллиотта, а теперь спокойно стоят, как зомби.
– Идем.
– Ты точно не хочешь подождать Сэма? – спросила я.
– Я напишу ему сообщение, мы с ним встретимся позже.
Я подошла к «Фораннеру» Мэдисон: новенькие фары поблескивали, и уже ничто не напоминало о грязной выходке Пресли и ее клонов. Мэдисон выехала с парковки и направилась в сторону Джунипер-стрит.
– Этот город в одночасье спятил, – проговорила она, глядя вперед широко открытыми глазами. – Всего несколько минут назад они радостно приветствовали Эллиотта. Хорошо, что копы быстренько вывели его оттуда, все могло закончиться куда хуже.
Я покачала головой.
– Как только зажглись свечи, люди словно вспомнили, что нужно обвинять Эллиотта.
– Бедняга Эллиотт, – вздохнула Мэдисон. – Его товарищи по команде просто стояли и смотрели, даже не вмешались, а ведь он выиграл игру. Он победил ради всего города. Мне так обидно за него.
От ее жалости у меня защемило сердце. Эллиотт не заслужил такого отношения. Он наслаждался заслуженной победой, а его вдруг начали поносить. В Юконе Эллиотт был звездой, все расстроились, когда он уехал оттуда. Теперь из-за меня он застрял в городе, большинство жителей которого винят его в убийстве, и, что хуже всего, они думают, что преступление сойдет ему с рук.
– Мне тоже.
– Мне и за тебя обидно, Кэтрин. Ведь обвиняют не только Эллиотта. И я знаю, что ты этого не делала. Мне просто хочется, чтобы Пресли нашли или чтобы полиция нашла истинного виновника.
Мэдисон припарковалась перед домом на Джунипер-стрит. Она обняла меня, я поблагодарила ее за то, что подвезла, потом пошла к черной кованой калитке в заборе, охранявшем соседей от дома на Джунипер-стрит. «Фораннер» задом выехал с подъездной дорожки на улицу, развернулся и покатил обратно к школе.
Я вошла во двор и зашагала к дому, в прихожей на миг замерла, прислушиваясь, поднялась по лестнице на второй этаж. Дверные петли скрипнули, когда я вошла в свою комнату. Я прислонилась к старой деревянной двери и стала смотреть в потолок. На глаза набежали слезы, но я их сморгнула.
Стоявшая на комоде музыкальная шкатулка сыграла несколько нот и умолкла. Я подошла к комоду, открыла крышку шкатулки и коснулась пальцем балерины… Я завела шкатулку и стала слушать милую мелодию, чтобы гнев и страх поскорее прошли. Скоро придет Эллиотт, и мы вместе будем далеко от злобной толпы, далеко от мерцающих свечей. Однажды мы уедем подальше от Дубового ручья, и уже не придется бояться косых взглядов и того, что кто-то узнает правду.
По оконному стеклу застучали камешки, и я поскорее отставила шкатулку, встала и открыла окно.
В комнату забрался Эллиотт, за плечами у него висела на длинной лямке серая с черным спортивная сумка. Он выпрямился и снял капюшон, так что его заплетенные в косичку волосы упали на спину. Щеки Эллиотта все еще горели после матча.
– Я заехал к тете Ли взять кое-какие вещи, а потом сразу сюда. Можно я приму душ? – шепотом спросил он.
– Да, конечно, – прошептала я в ответ, указывая на дверь ванной.
Эллиотт кивнул, нервно улыбнулся и вместе с сумкой ушел в ванную, закрыв за собой дверь. Через несколько секунд загудели трубы. Я посмотрела вверх, гадая, кто может услышать этот шум.
Музыкальная шкатулка по-прежнему играла, танцовщица кружилась на месте. Эллиотт ничего не сказал, и я размышляла, насколько сильно он огорчен из-за случившегося после матча. В глубине души я боялась, что ему надоест постоянно преодолевать трудности, и он решит, что любовь ко мне не стоит таких страданий.
Не прошло и десяти минут, как Эллиотт вышел из ванной комнаты, облаченный в чистую футболку и красные шорты. В руках он держал какой-то небольшой предмет.
Он босиком прошел к кровати, наклонился и кожаным шнурком привязал к изголовью маленькое кольцо, в центре которого была сплетена паутина из ниток.
– Это ловец снов. Моя мама сделала его для меня, когда я был маленьким. Я подумал, что ты могла бы им воспользоваться, – он улегся под одеяло, дрожа от холода. – Здесь всегда такой колотун?
Я уставилась на заключенные в круг, красиво переплетающиеся нити, не в силах отвести взгляд.
– Мамочка прикручивает регулятор термостата, чтобы меньше платить по счетам. Если к нам заезжают новые гости, она повышает температуру. Так этот ловец снов у тебя с самого детства?
Читать бесплатно другие книги:
