Вечерняя звезда Соловьева Екатерина
– Ты и есть маленький. Мой маленький братик.
– Вообще-то я старше тебя.
– Конечно-конечно…
Пророчица смотрела на нас смущённо и улыбалась.
– Кто эта милая девушка? – спросил Виктор. – Почему бы тебе нас не представить?
– Пророчица, – сказала я.
– Лаура! – пискнула она.
Я впервые услышала её имя.
– Виктор Кай, – вставая, кивнул король.
Пророчица зарделась, как помидор, и присела чуть не до пола.
– Вы не согласитесь присоединиться к нам за обедом, Лаура? – спросил Виктор.
– Я… Мне… Такая честь… Я… – зашептала она срывающимся голосом.
– Ну и чудесно. Встретимся в столовой.
Весь обед она сидела уставившись в тарелку или кидала робкие восторженные взгляды на короля, когда он был занят разговором со мной или с новым премьер-министром.
– Ах, Симона, он при вас прямо оживает! – Ноальд сиял. – Вы – сокровище нашего королевства! Кстати, в прошлый раз, по случаю, я скопировал ваш дорожный мешок. Вы не будете против, если мы используем его? Он необычайно удобный! В армии пригодится, да и путешественники будут рады.
Я подумала, как, вернувшись в Ордэс, увижу улицы, наводнённые знакомым логотипом. И никаких тебе роялти!
– Разумеется!
– Благодарю, – поклонился премьер-министр, вручая мне стеклянный флакон на цепочке с мутноватой жидкостью, заткнутый притёртым синим кристаллом. – Ваш эликсир.
– Спасибо, Ноальд.
– Возвращайтесь к нам с Вольфрамом. Поверьте, вы обрели здесь не только брата, но и добрых друзей.
Виктор проводил нас до парадных дверей.
– Когда тебя ждать назад?
– Не знаю. Как получится…
– Почему я не могу поехать с тобой? Или хотя бы дать тебе надёжных людей.
– Нельзя, я должна сама. Иначе проклятие не снимется. А ты уже мне столько всего надавал в дорогу! Неудобно даже.
– О чём ты говоришь? Господи! Как перенести твой отъезд? Как дождаться тебя? Это опасно, я уже места себе не нахожу!
– Виктор, не переживай, пожалуйста. И сделай для меня одну вещь.
– Всё что угодно.
– Пообещай обходиться без спиртного.
– Ну, Симона, прошу тебя…
Смутился и покраснел.
Здесь исполняются мои желания? Эй, волшебный мир! Я хочу, чтобы мой брат больше не пил. Простое и, можно сказать, общемировое желание.
– Братец, вам тут пророчица не нужна? Грех такому таланту пропадать в деревне.
– Ну… Я предложил Лауре остаться, а она отказалась наотрез.
– Вот дурёха! Ладно, поговорю с ней.
– Удачи! Возвращайся быстрее.
– Постараюсь.
Мы с пророчицей сели в карету Виктора Кая.
– Зачем тебе в деревню? – недоумевала я.
Она попросила отвезти её к тётке.
– А куда же? – Лаура уставилась в окно, совершенно несчастная.
– Оставайся здесь. Будешь придворной гадалкой. И за Виктором присмотришь.
Она смахнула слезинку.
– Не могу.
– Да почему?
– Он мне… нравится очень. Прямо дышать забываю. Но я же понимаю, он – король, а я – кто? Обычная девчонка. Зачем я ему?
– Ты – балда. При чём тут «король» – «не король»? Больше всех он любил Герду, её папа учил его математике. И не было у них ни денег, ни титулов. А ты ему симпатична, я чувствую.
– Нет, – замотала она головой. – У нас так не принято. И «симпатична» – это вообще ни о чём. Сегодня симпатична, а завтра приедет какой-нибудь маркиз с дочкой. Вся в шелках, в кружевах. Видела я их в городе. Ручки – как у шестилетнего ребенка, сроду ничего не делали. – Она вздохнула. – Мне никогда такой не стать. А сердце будет разбито.
Мы ехали молча. В голове снова была «Сарабанда». Почему так муторно? В груди давит. Неужели я опоздала?.. Вольфрам…
Только подумала попросить кучера прибавить шагу, Лаура отвернулась от окна.
– Симона, пусть остановят…
– Что случилось?
– Как-то не по себе.
– Не заболела? Может, во дворце продуло? У них вечно сквозняки.
– Нет, не в том дело. Неспокойно что-то…
Я постучала в стенку. Карета остановилась, кучер слез с козел.
– Чего изволите, ваша светлость?
– Подождите немного, пожалуйста.
Лаура побледнела. Она хватала карты, руки её не слушались, гадальная книга падала из холодных дрожащих пальцев, кости с рунами рассыпались по полу кареты. Брызнули слёзы, рот скривился болью.
– Да что такое, Рыжик? – Если нам обеим плохо… – Виктор?!
– С ним беда… – всхлипнула она. – Я чую. Давай назад.
Кучер гнал как сумасшедший. Карету с королевским гербом и моей физиономией в окне пропустили через ворота без препятствий. Навстречу нам выбежал Ноальд.
– Симона, его величеству совсем дурно. Лекарь сказал, отравили.
– Что?!
Я снова неслась по коридорам дворца. Если так дальше пойдёт, смогу сдать норматив по лёгкой атлетике. На среднюю дистанцию в кринолине. С препятствиями.
Короля уложили в постель. Опять рубашка в крови! Кровь на подбородке. Серое лицо. Сил моих нет!
– Авторский яд, сударыня. Годринуса Робкого. – Лекарь поднёс мне окровавленный платок. – Ощущаете слабый запах глицинии?
Да меня сейчас вырвет! Откуда мне знать запах глицинии?!
– И что это значит?
– Магия, сударыня, магия. Смертельное заклинание. Отравили воду или вино.
– Противоядие есть?
Он сокрушённо покачал головой.
– Увы…
– Все вон отсюда! Ноальд и Лаура не уходите, остальные вон! Стражу на двери. Выходы перекрыть. Ищите преступника.
Я уже командую в королевском дворце.
– Ноальд, дайте кинжал.
О! Как же больно! Адский ад! И… Я, конечно, уже всё пожелала, но закрепить не помешает.
– Ты больше никогда не будешь пить вино, то есть спиртное. Кроме лекарств… В нетоксичных дозах.
Виктор ужасно закашлялся. Его лицо покрылось багровыми пятнами, белки налились кровью. Он не мог дышать, кашлял и кашлял. Почему руки ледяные? Боже… Наконец-то! Задышал. Но тут же побледнел и закрыл глаза.
– Позовите лекаря!
Лекарь осторожно тронул его запястье.
– Пульс слабый, но ритм нормальный.
– Почему глаза закрыты?
Тот придвинулся, послушал дыхание.
– Он спит, сударыня.
– Слава богу…
Мы с Лаурой сидели возле короля, лекарь дежурил в коридоре на диванчике. Ноальд пошёл управлять страной.
– Посмотри, кто его отравил, – попросила я пророчицу.
– Попробую.
Выпало что-то странное: решётка (опять! многовато решёток), мешок золота, лисица, небо и костыль. И сухая ветка.
– Ну прямо ума не приложу… – расстроилась она. – Чушь какая-то.
Вернулся Ноальд.
– Как его величество, Симона?
– Спит. Что вы об этом думаете? – Я показала ему результат гадания.
– О! Ну надо же… Я подозревал, но… – Он потёр лоб.
Мы напряжённо уставились на дворецкого. То есть на премьер-министра.
– Маркиз Бреу, сударыни. Он курирует тюрьмы. Есть основание полагать, что он наживался на снабжении заключённых и имел барыш с имущества так называемых предателей. Прозрение короля выгодно не всем. Лисица на голубом фоне – герб Бреу.
– А костыль?
– Он в прошлом году упал с лошади. До сих пор хромает.
– Ничего себе! – воскликнула пророчица. – А ветка к чему?
– Связка сухих ветвей – герб графского дома Мербер. Кристиан Мербер – его маг.
К вечеру поймали обоих. Маркиз ползал перед Ноальдом, пытаясь ухватить его ногу, умоляя о пощаде, предлагал деньги, родовые земли, любую из своих семи невинных дочерей и даже всех скопом за возможность покинуть Ордэс. Маг сохранял на бледном породистом лице выражение крайнего презрения, в том числе и к маркизу, и не проронил ни слова. Его арест стоил жизни трём стражникам и пяти гражданским, включая шестилетнего мальчика: колдун обрушил стену дома, заваливая проход. Я начала понимать тягу военных к формулировке «без суда и следствия». Но дело казнокрадов и убийц должен решать королевский суд.
Однако ждать дольше я не могла: где-то далеко страдало моё чудовище. Я подошла попрощаться со спящим Виктором, поправила его разметавшиеся волосы и поцеловала в лоб.
– Симона, какой же он красивый! Я бы смотрела и смотрела! – Пророчица села на низенькую скамеечку и положила локти на кровать. – Прямо удавить готова заразу, которой он достанется!
Влетел Ноальд, схватил с подоконника цветочный горшок без цветов и выбежал из спальни. Мы с Лаурой переглянулись. И прислушались. В малой гостиной короля переговаривались двое, слов было не разобрать.
Пророчица на цыпочках юркнула к двери и приникла ухом к замочной скважине.
– Мне не слышно! – шепнула я.
Она тихонько приоткрыла дверь.
– Пожалуйста! Они непременно должны вырасти! – с жаром убеждал кого-то Ноальд.
– Ну, не знаю…
– Уважаемый, вы же помните Герду?
– Нет, сударь, не помню. – Ответ был слишком поспешным.
– Вы тогда служили помощником главного королевского садовника. Уже можно помнить, не бойтесь.
– Уверены?
– Абсолютно.
– Ну, вроде бы…
– Эти розы, – продолжал Ноальд, – Герда подарила королю, тогда ещё принцу, перед похищением его Снежной королевой. Очень важно, чтобы они не погибли. Его величество сам посадил их. Я предлагал позвать профессионала, но король настоял: «В память о Герде. Я должен». Вы понимаете? Как за ними ухаживать, мы, разумеется, не знаем. О, зачем же рыться в земле? Вы погубите семена, их больше нет!
– Сударь, с чего вы взяли, что здесь розы? Это капуста.
Пророчица повернулась, зажав рот ладонью. Её карие глаза, казалось, от счастья сейчас спрыгнут с покрасневшего лица.
Я подошла к окну. Внизу из кареты выгружали вещички пророчицы.
– Лаура, куда мне ехать-то?
Она разложила карты.
– На юго-запад.
– А поточнее?
Карты и кости молчали.
На проспект Вернадского[21]?..
– Когда такое предсказание, нужно просто слушаться. И что-то произойдет, – кивнула Лаура. И добавила: – Что-то хорошее. Или необходимое.
Глава 5
Мы – я и кучер – ехали до темноты. На окраине незнакомого городка он остановил экипаж.
– Ваша светлость, давайте найдём ночлег. Лошади пусть и заговорённые, а притомились. И самим бы передохнуть не грех.
Гостиница была чистой, работники – приличными, а герб Виктора Кая обеспечивал вежливость на грани подобострастия.
– Пока мы в Ордэсе, госпожа, бояться нечего.
– И дальше – нечего. У нас сильные охранные амулеты.
Меня устроили с комфортом – даже удалось принять ванну. Ужин был вкусным, простыни свежими. За окном чирикала какая-то вечерняя птаха. Под неё я и уснула. Снов не видела. Так уморилась, что ночь сплавилась в мгновение: моя щека касается крахмальной наволочки – и я открываю глаза, щурясь от солнечного зайчика, стрельнувшего между ставнями.
Нигде не было часов, но, похоже, недавно рассвело. Я спустилась вниз, никого не встретив, и распахнула дверь.
О! Вчера я и не заметила, что рядом с гостиницей такой красивый парк. В нём пахло сиренью, хотя мне не попалось ни единого куста. Разве она цветёт в это время года? Я медленно шла по прямой, как стрела, аллее. Деревья с синеватыми листьями осыпли меня оранжевыми лепестками. Они цеплялись за волосы, скользили по лицу, нежно задевали ладони. Здесь весна?
Аллея вывела на берег озера. В десяти шагах сидел одинокий рыбак.
– Простите, – начала я, – не подскажете…
Он обернулся.
Это был Вольфрам, с которым я танцевала у Адама и Бэллы. Я подбежала к нему, обняла, прижалась к широкой спине.
– Боже мой! Неужели я вас нашла! Поверить не могу!
– Ну, перестань… Рыбу распугаешь.
– Как я рада, что вы не пострадали! Я боялась…
– Чего ты боялась?
– Ну, колдун же…
– Забудь про него.
– Значит, вы смогли его победить?
– Конечно.
Он встал. Улыбается. Есть что-нибудь в мире лучше его улыбки?
Мы надолго замерли, прильнув друг к другу. Я хотела рассказать, как тяжело шла к нему, как мне было больно и страшно, о своих приключениях и новых друзьях, с которыми я обязательно его познакомлю. Но слова застряли в горле. Ещё успею.
Мы взяли садок с рыбой и побрели через парк, держась за руки. Удивительно, но с моей фантазией я ни разу не пыталась представить себе нашу встречу. Боялась спугнуть её?
– Я уже видела этот дворец.
– Мы были в нём на балу чудовищ.
– Ой, действительно! А я навещала Адама. И не узнала его дворец. Странно… Вы живёте здесь?
– Да. Хозяева уехали, он в нашем распоряжении.
К вечеру небо потемнело, поднялся ветер. Я стояла на балконе, положив руки на старый мрамор перил – нагретый за день и шершавый. По озеру бежала дрожь, волновались камыши. Далеко на западе гремела гроза, расчёркивая тучи золотыми зигзагами молний. А в голове крутился ноктюрн Листа. «Грёзы любви». Ну какие же это грёзы? Вот моя любовь. Я слышу его шаги, а теперь он попросил закрыть окно в столовой и пожарить рыбу. Подать бокалы для белого вина. Непостижимое дело – человеческая голова.
– Сударыня, через четверть часа ужин, – толстый камердинер кланяется.
Я оглядела платье. Да уж… Но другое лежало в сундуке на постоялом дворе. Надо будет забрать багаж. И отправить назад карету. Я совершенно об этом забыла! Платье-платье… Не могу же я залезть в чужой шкаф. Или могу?..
Странно, я помню Бэллу, хозяйку, она крошечная, а весь гардероб будто на меня сшит. Синее или лиловое? Две полки туфель моего размера. Магический мир. Вот бы дома так!
– Ты прекрасна! – Вольфрам целует мне руку.
Слуга наливает вино. Я не разбираюсь в вине. Вкусное. Свечи, цеты. Ужин закончен, мы сидим рядом на диване, я чувствую себя той самой девушкой из песни, без мыслей и снов, в красном шёлковом платье, расшитом осами[22]. Живёшь-живёшь, страдаешь – бац! – и счастье. Осталось только ножки поджать.
Вдруг я поняла, что не знала абсолютного счастья до сегодняшнего дня. Даже после бала чудовищ. Некоторые считают время голограммой, по их идее к каждому его мгновению уже привязано будущее. Наконец-то ужасное будущее, отравившее наш первый поцелуй, превратилось в прошлое. Поцелуй…
– Тут есть музыканты? – спросила я Вольфрама.
– Сейчас узнаем.
Пришёл долговязый скрипач.
Опять «Грёзы любви»?!
– Будьте любезны, сыграйте, пожалуйста, что-нибудь повеселее. Желательно, на три четверти.
Кланяется.
– Вольфрам, вы умеете танцевать вальс?
– Конечно.
У них тоже есть вальс?
Скрипач заиграл «Синюю птицу» Шопена. Да уж… Определённо повеселее. Может, у скрипача, в отличие от нас, несчастная любовь?
Я не заметила, как музыкант исчез. А мы замерли посреди комнаты. Нужно попросить слуг не ставить букеты сирени. Их не видно, но запах… Куда делся стол? Неважно. Зато теперь у меня будет рейтинг поцелуев.
Было раннее утро. Рядом спал Вольфрам. Как тихо он спит! Он вообще дышит? Дышит. Повернулся на спину. Брови сдвинуты. Наверное, ему снится что-то неприятное: бой с колдуном, например, или его мытарства в шкуре волка. Бедный! Я подула ему на лоб. Мама всегда так делала в детстве. Она говорила, чтобы отогнать страшный сон, надо легонько подуть.
На банкетке лежит синее платье. Разве вчера я была не в лиловом?.. О… Как душно! Скорее на воздух. Совсем нет ветра. Каменный пол балкона почти не остыл за ночь. Парк расплывается перед глазами зелёным пятном. Стоит сегодня искупаться в озере. Почему мне так плохо? Колени подгибаются… Хочу закричать. Голоса нет.
– Вольфрам!
Я вижу людей. Они тревожно и напряженно вглядываются… в меня?! Вряд ли. Их лица теряют чёткость, и я ничего не слышу. Они шевелят губами. Пророчица? Нет, показалось.
– Что со мной, Вольфрам?
– Ты устала, дорогая. Отдохни. Твое путешествие истощило тебя.
Путешествие?..
Он сразу перешёл на «ты», а у меня не получается. Обнимает. Почему я плачу?
– Доктор сказал, всё наладится. Прогулки, танцы, подогретое сладкое вино с пряностями – и ты будешь в полном порядке.
Танцы?..
Мама страдала гипотонией, папа держал на этот случай бутылку грузинского вина, добавлял гвоздику, кардамон, перец и мёд. И поил её из стеклянной чашечки.
– Сегодня у нас приём. Скромный. Человек тридцать соседей.
– Извините, но я ещё не совсем поправилась.
– Доктор велел больше общаться, двигаться. Нужны эмоции.
Когда он такое говорил? Я и доктора-то не помню…
– Ты уже три дня не встаёшь. Хорошо бы встать. Но если нет настроения, я всё отменю. Милая, твое твоё здоровье дороже всего!
Три дня?!
– Ладно, неудобно перед соседями. Я встану.
Как душно… Почему везде пахнет сиренью? Благовония или от свечей? Кто эти люди? Некоторые вроде бы мне знакомы. Тяжёлое платье… Пить… Дайте пить!..
– У неё опять мало эмоций! За что я вам плачу?
– Подождите, мы разбираемся. Аш’Шахаа, ты кормил её?
– Да, мой господин.
– Сколько раз?
– Десять. У меня всё записано.
– Недостаточно.
– Но она у нас всего девятую луну. Люди так часто едят?
– Что ты давал ей?