Тёмное пророчество Риордан Рик
Постойте-ка…
Я мысленно вернулся в последнюю комнату, которая нам попалась – КОММЕДИЦИНСКИЙ КАБИНЕТ.
– Медицинские препараты.
Мэг посмотрела на меня сквозь мутные стекла «кошечек»:
– Ты хочешь лечить дверь?
– Не совсем. Пошли со мной.
В медицинском кабинете я принялся шарить по шкафчикам, наполняя небольшую картонную коробку вещами, которые могут пригодиться: лента лейкопластыря, шприцы, скальпели, нашатырный спирт, дистиллированная вода, пищевая сода. И наконец…
– Ага! – торжествуя, я поднял пузырек с этикеткой «H2SO4» – купоросное масло!
Мэг попятилась от меня:
– Что это?
– Увидишь. – Я схватил кое-какие средства защиты: перчатки, маску, очки – все то, что не понадобилось бы мне, будь я богом. – Вперед, Девочка-Чиа!
– Когда Лео меня так назвал, звучало лучше, – пожаловалась она, но пошла за мной.
Вернувшись к двери, я надел защитные средства и наполнил два шприца: один купоросным маслом, а другой – водой.
– Мэг, отойди.
– Я… ладно.
Я опрыскал дверь купоросным маслом – почувствовав запах, Мэг зажала нос. Дверь задымилась по периметру.
– Что это такое?
– В Средние века, – сказал я, – мы использовали купоросное масло в лечебных целях. Именно поэтому оно оказалось в медицинском кабинете у Коммода. Сейчас мы называем его серной кислотой.
Мэг вздрогнула:
– А она опасна?
– Очень.
– И вы ею лечили?!
– Это были Средние века. Безумное время.
Я поднял второй шприц, наполненный водой:
– Мэг, никогда-никогда не повторяй сама то, что я собираюсь сделать.
Я чувствовал себя глупо, поучая девчонку, которая то и дело рубила золотыми мечами чудовищ, но я пообещал научному парню Биллу Наю[27], что всегда буду помнить о технике безопасности в лабораторных работах.
– А что будет? – спросила она.
Я отступил назад и обрызгал дверь по периметру водой. Кислота тут же стала брызгать в разные стороны и зашипела громче, чем Карфагенская змея. Чтобы ускорить процесс, я спел песню о жаре и коррозии. Я выбрал Фрэнка Оушена[28], потому что перед силой чувств его песен не выстоит ни одна даже самая крепкая преграда.
Дверь застонала, заскрипела и в конце концов упала внутрь комнаты. Перед нами в клубящейся дымке открылся пустой дверной проем.
– Ого! – воскликнула Мэг.
Наверное, это была самая высокая похвала, которую я когда-либо от нее получал.
Я указал на коробку с медикаментами у ее ног:
– Подай, пожалуйста, соду.
Я щедро посыпал порошком дверную коробку, чтобы нейтрализовать действие кислоты. Меня так и распирало от гордости за мою изобретательность, поэтому я не мог сдержать довольной улыбки. Я надеялся, что Афина все видела, потому что: МУДРОСТЬ, ДЕТКА! И я проявил ее с куда большим стилем, чем Сероглазая Старушка.
Отвесив эффектный поклон, я сказал Мэг:
– После вас, Девочка-Чиа!
– Ты и правда способен принести пользу, – заметила она.
– Обязательно надо было испортить мой триумф, да?
Внутри, в кладовой площадью около двадцати футов, находился лишь один предмет. Трон Мнемозины с трудом можно было назвать троном. Это был стул с прямой спинкой, сделанный из шлифованной белой березы, единственным украшением которого служило вырезанное на его спинке изображение горы. Ох, Мнемозина! Дай мне нормальный золотой трон, инкрустированный вечно пламенеющими рубинами! Увы, не каждое божество знает, что такое настоящий шик.
И все же от простоты стула мне было не по себе. Я знал, что многие ужасные, обладающие силой предметы часто недооценивают из-за их непритязательного внешнего вида. Молнии Зевса? Они не кажутся грозными, пока отец не начнет их метать. Трезубец Посейдона? Я вас умоляю! Он же никогда его не чистит от водорослей и мха! А платье, в котором Елена Троянская выходила замуж за Менелая? О боги, просто тряпка. Я говорил ей: «Подруга, ты, наверное, шутишь. Тебе такой вырез совсем не идет!» Но когда Елена его надела – это было что-то невероятное!
– Что это за гора? – прервала мои размышления Мэг. – Олимп?
– Вообще-то нет. Думаю, это гора Пиэр, где богиня Мнемозина родила девять муз.
Мэг поморщилась:
– Сразу девять? Наверное, было больно.
Я никогда не думал об этом. Мнемозина была богиней памяти, ее сознание хранило каждое мгновение ее вечного существования, поэтому странно, что она захотела изобразить на своем троне напоминание о собственных родах.
– Как бы то ни было, – сказал я, – мы задержались тут слишком долго. Пора забирать стул.
Из лейкопластыря я сделал лямки, превратив стул в импровизированный рюкзак. Кто сказал, что Лео единственный умелец в нашей команде?
– Мэг, – попросил я, – пока я занят, набери в шприцы нашатырного спирта.
– Зачем?
– На всякий случай. Будь добра.
Лейкопластырь – незаменимая вещь. Вскоре у каждого из нас были бандольеры с наполненными нашатырем шприцами, а у меня за спиной разместился стул. Трон оказался легким, что меня порадовало, ведь он теперь болтался рядом с моими укулеле, луком и колчаном. Забавы ради я засунул в свой бандольер еще пару скальпелей. Оставалось прибавить к этому большой барабан и булавы для жонглирования – и получился бы человек-оркестр.
В коридоре я замешкался. В одну сторону шел длинный, футов сто, коридор, сворачивающий налево. Сирены успокоились, но из-за поворота доносились звуки, похожие то ли на шум океана, то ли на крики толпы. На стене плясали разноцветные блики. Даже смотреть в ту сторону было страшновато.
Единственное, что нам оставалось – вернуться назад к Мемориальной стене чиа, возведенной Мэг Маккаффри.
– Самый короткий путь, – сказал я. – Похоже, нам придется идти той же дорогой, по которой мы пришли.
Мэг стояла как зачарованная, прислушиваясь к отдаленному шуму:
– Там… что-то есть. Нужно проверить.
– Нет, пожалуйста! – взмолился я. – Мы спасли пленников. Нашли Фестуса. Забрали себе симпатичный стульчик. Отработали полноценный рабочий день любого героя!
Мэг выпрямилась.
– Там что-то важное, – упорствовала она.
Превратив кольца в мечи, она направилась прямо к странным огням в конце коридора.
– Я тебя ненавижу, – проворчал я.
Закинув на спину волшебный стул, я побежал за ней – и, завернув за угол, оказался прямо на большой залитой светом арене.
25
Злобные птицы
Бьют шипастыми ногами
Умираю! Больно!
Концерты на стадионах не были мне в новинку.
В древности я дал дюжину представлений в эфесском амфитеатре – и каждый раз был аншлаг. Девушки в исступлении бросали в меня свои strophiae[29]. Юноши падали в обморок от восторга. В 1965 году я пел вместе с «Битлз» на стадионе «Шей», хотя Пол так и не согласился включить мне микрофон. В записи песни «Каждая хочет быть моей крошкой» даже не слышно моего голоса.
И несмотря на все это, арена императора меня ошеломила.
Выскочив из коридора, я на миг ослеп от света. Зрители закричали и захлопали в ладоши.
Когда глаза привыкли к яркому освещению, я понял, что мы стоим на пятидесятиярдовой линии[30] профессионального футбольного стадиона. Поле было необычным. Вокруг него шли три полосы гоночного трека. В искусственное покрытие поля словно в большую игольницу были воткнуты железные стойки, к которым цепями были прикованы разные звери. Вокруг одного из столбов кружили, словно жуткая карусель, шесть боевых страусов. У другого рычали и жмурились от света три льва. У третьего, покачиваясь, стояла слониха, которую совершенно не радовало, что на нее напялили шипастую кольчугу и огромный шлем команды «Индианапольские Жеребцы».
Я нехотя поднял глаза на трибуны. В море синих кресел была занята только дальняя зона слева, но зрители были полны энтузиазма. Германцы били копьями по своим щитам. Полубоги из Императорского Дома Коммода хохотали и выкрикивали оскорбления (которые я повторять не буду) в адрес моей божественной персоны. Киноцефалы – племя волчеголовых людей – выли и рвали свои сувенирные футболки с символикой «Индианапольских Жеребцов». Ряды блеммий степенно хлопали, бросая недоуменные взгляды на беснующихся соседей. И конечно, целый сектор занимали дикие кентавры. Сказать по правде, нельзя устроить спортивное состязание или кровавое побоище так, чтобы они об этом не прознали. Они дули в вувузелы, шумели гудками, толкались и лягались, расплескивая газировку из банок, по две штуки прикрепленных к шапке каждого из них.
Посреди зрительской толпы сверкала императорская ложа, увешанная пурпурными и золотыми флагами, совершенно не сочетавшимися с бело-синей атрибутикой «Жеребцов». Вокруг трона стоял суровый караул из германцев и смертных наемников, вооруженных снайперскими винтовками. Не ясно, что видели наемники сквозь туман, но скорее всего, их обучили работать в магической обстановке. Они стояли совершенно невозмутимо, не снимая пальцев со спусковых крючков. Я не сомневался, что они убьют нас по первому слову Коммода и мы будем не в силах противостоять им.
Коммод встал с трона. На нем были белые с пурпуром одежды и золотой лавровый венок, как и положено императору, но из-под складок тоги проглядывал золотистый гоночный комбинезон. Из-за косматой бороды Коммод больше походил на галльского вождя, чем на римлянина, хотя ни один галл не мог бы похвастаться такой ослепительной белизной зубов.
– Наконец-то! – его властный голос, усиленный огромными динамиками над полем, прогремел над стадионом. – Добро пожаловать, Аполлон!
Зрители закричали и засвистели. На экранах, установленных вдоль верхнего ряда, засверкали фейерверки и вспыхнула надпись «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, АПОЛЛОН!». Лопнули мешки с конфетти, прикрепленные к балкам высоко под потолком из гофрированной стали, и вокруг флагов чемпионата закружился вихрь из пурпурных и золотых блесток.
Какая ирония! Именно о таком приеме я и мечтал. А теперь мне хотелось лишь ускользнуть обратно в коридор и исчезнуть. Но, естественно, вход, через который мы пришли, исчез, и на его месте теперь была шлакобетонная стена.
Я присел и как можно незаметнее надавил на рычажок железного браслета. Крылышки из него не выпрыгнули, а значит, это был тот самый рычаг, который отправлял сигнал тревоги. Если повезет, Джо и Эмми поймут, что мы в беде, и отследят наше местоположение, хотя я все еще не понимал, чем они смогут нам помочь. Что ж, они хотя бы узнают, где искать наши тела.
Мэг ушла в себя, словно отгородившись от шума и зрительских взглядов невидимыми жалюзи. На мгновение я засомневался, не предала ли она меня снова, заманив прямо в лапы к Триумвирату.
Нет. Я отказывался в это верить. И все же… почему она настаивала, чтобы мы пришли сюда?
Коммод ждал, пока рев толпы утихнет. Боевые страусы рвались со своих цепей. Львы рычали. Слониха мотала головой, словно пытаясь стряхнуть с себя дурацкий шлем.
– Мэг, – сказал я, стараясь унять свой страх. – Почему ты… Почему мы?..
Выражение ее лица было таким же загадочным, как у полубогов из Лагеря полукровок, привлеченных в рощу Додоны таинственными голосами.
– Что-то, – пробормотала она. – Здесь что-то есть.
Это было жуткое преуменьшение. Здесь было много всего! И большинство из этого хотело нас убить.
На экранах снова вспыхнули фейерверки и дурацкие надписи вроде «ОБОРОНА!» и «ДАВАЙТЕ ПОШУМИМ!». И реклама энергетических напитков. У меня чуть кровь из глаз не пошла.
Коммод улыбнулся мне:
– Мне пришлось поторопить события, мой добрый друг. Это просто генеральная репетиция, но раз уж ты здесь, я в срочном порядке организовал кое-какие сюрпризы. Завтра, после того как я сровняю с землей Станцию, мы повторим все представление уже с полным залом. Постарайся сегодня остаться в живых, но не стесняйся – страдай сколько захочешь. А ты, Мэг… – его цоканье эхом прокатилось по стадиону. – Твой отчим очень сильно разочарован. Ты скоро сама узнаешь, насколько сильно.
Мэг подняла один из мечей и указала им на императорскую ложу. Я ждал, что она выдаст в ответ что-нибудь уничижительное, вроде «Ты тупой», но, похоже, этот жест и был ее ответом. Я снова вспомнил кошмарную сцену в Колизее, когда Коммод кидал в сенаторов страусиными головами и указывал на них мечом: «Вы следующие». Но ведь Мэг не могла об этом знать… правда?
Улыбка Коммода дрогнула. Он взял в руки лист с текстом:
– Итак, программа шоу! Сначала под дулами автоматов в зал стройно входят жители Индианаполиса и занимают свои места. Я скажу несколько слов, поблагодарю их за то, что пришли, и объявлю, что их город отныне называется Коммодианаполис.
Зрители закричали и затопали ногами. Раздался одинокий гудок.
– Да-да, – отмахнулся Коммод. – Затем я отправляю в город армию блеммий, которые разобьют по бутылке шампанского о каждое здание. На всех улицах развернут мои знамена. Все тела, привезенные со Станции, подвесим на веревках вон туда, – он указал на потолок, – и после этого начнется самое веселое! – Он отбросил листок. – Ты даже не представляешь, Аполлон, с каким нетерпением я этого жду! Ты ведь понимаешь, что все это было предопределено? Дух Трофония недвусмысленно дал понять об этом.
У меня из горла вырвался звук вувузелы:
– Ты советовался с Темным оракулом?!
Я не был уверен, что он услышал меня с такого расстояния, но император засмеялся:
– Ну конечно, дорогой мой! Правда, не лично. Для таких дел у меня есть слуги. Но ответ Трофония был вполне определенным: только когда я уничтожу Станцию и принесу тебя в жертву на играх, я смогу переименовать этот город и править Средним Западом как бог-император!
Два прожектора направили лучи на Коммода. Он сорвал с себя тогу и остался в сшитом из шкуры Немейского льва гоночном комбинезоне, на груди и рукавах которого красовались ярлыки корпоративных спонсоров.
Император повернулся кругом, демонстрируя свой наряд, на что зрители отреагировали восторженным уханьем и аханьем.
– Нравится? – спросил он. – Я хорошо изучил свой новый город. Мои друзья-императоры считают, что здесь скучно. Но я докажу им, что это не так! Я устрою лучший Гладиаторский чемпионат Инди-Колт-500-Дабл!
Мне лично показалось, что над названием Коммоду следовало еще поработать, но зрители бесновались от восторга.
А затем все произошло одновременно. Из динамиков грянула музыка кантри, возможно, это был Джейсон Алдин[31], но помехи и эхо были такими, что, даже обладая моим чутким слухом, сложно было сказать наверняка. В дальней части стадиона в стене у гоночного трека открылись ворота. Три болида «Формулы-1» – красный, желтый и синий, словно из детского игрушечного набора – с ревом выехали на трассу.
Цепи, которыми были прикованы животные на поле, отсоединились от их ошейников. Дикие кентавры принялись кидать фрукты с трибун и дуть в вувузелы. Откуда-то из-за императорской ложи выстрелили пушки, и, перелетев через ворота, на поле приземлилась дюжина гладиаторов. Некоторые, ловко прокатившись по земле, тут же вскочили на ноги. Другие грохнулись на газон как комки в доспехах и больше не двигались.
Болиды взревели и помчались по треку, и нам с Мэг пришлось выйти на поле, чтобы не попасть под колеса. Гладиаторы и звери кинулись друг на друга, молотя кулаками и когтями, и на поле началось жуткое подобие фильма «В ритме Нашвилла»[32]. А затем, без какой-либо на то причины, из сетки, подвешенной под огромным монитором, в самую середину поля посыпались сотни баскетбольных мячей.
Даже по меркам Коммода зрелище было полной безвкусицей и мешаниной, но я сомневался, что проживу достаточно долго, чтобы написать разгромную рецензию. Адреналин бил мое тело как напряжение в 220 вольт. Мэг с криком бросилась на ближайшего страуса. Я не придумал ничего лучше, чем побежать за ней с Троном Мнемозины и тридцатью фунтами другого барахла за спиной.
Все шесть страусов кинулись на нас. Может, это звучит не так устрашающе, как Карфагенская змея или бронзовый колосс, но страусы могут бегать со скоростью сорок миль в час. Они клацали железными зубами, шлемы с пиками болтались из стороны в сторону, а обмотанные колючей проволокой ноги грохотали по полю как смертоносный лес из уродливых новогодних елок розового цвета.
Я наложил стрелу на тетиву, но даже обладай я мастерством Коммода, мне вряд ли удалось бы обезглавить всех шестерых птиц прежде, чем они бы нас разорвали. Я сомневался, что даже Мэг, вооруженная огромными мечами, сможет справиться с таким количеством.
Я тут же сложил про себя предсмертное хайку: Злобные птицы / Бьют шипастыми ногами / Умираю! Больно!
Скажу в свое оправдание, что времени на исправления особо не было.
Так что же нас спасло? Баскетбольные мячи ex machina. Видимо, над нами рассыпалась еще одна связка или какие-то из прошлых мячей застряли в сетке. Двадцать или тридцать штук посыпались на нас, так что страусам пришлось убегать и уворачиваться. Один бедняга наступил на мяч и грохнулся вниз головой, уткнувшись заточенным клювом в газон. Два его собрата споткнулись об него, и на этом месте тут же образовалась куча из перьев, ног и колючей проволоки.
– Давай! – крикнула мне Мэг.
Вместо того чтобы сражаться со страусами, она схватила одного за шею и взлетела ему на спину, каким-то образом умудрившись остаться в живых. Она помчалась вперед, разя мечами монстров и гладиаторов.
Неплохо – но как я должен был за ней успевать? К тому же теперь мой план – прятаться у нее за спиной – лишился всякого смысла. Эгоистичная девчонка.
Я поразил стрелой ближайшего врага – циклопа, который бежал ко мне, размахивая дубиной. Понятия не имею, откуда он взялся, но я отправил его в Тартар, где ему самое место.
Я увернулся от огнедышащей лошади, запустил баскетбольный мяч в живот гладиатору, избежал столкновения со львом, который гнался за вкусненьким страусом. (И все это, заметьте, я проделал со стулом на спине!)
Мэг верхом на смертоносной птице неслась прямо к императорской ложе, сметая на своем пути все преграды. Я понял ее намерение – убить Коммода. Я ковылял за ней так быстро, как мог, но голова у меня разрывалась от музыки кантри, улюлюканья толпы и рева болидов «Формулы-1», набирающих скорость на треке.
На меня ринулась стая волчеголовых воинов: их было слишком много, и они были слишком близко, чтобы я мог перестрелять их из лука. Я сорвал с себя бандольер со шприцами и прыснул нашатырем в их волчьи морды. Они закричали, выцарапывая себе глаза, и начали рассыпаться в прах. Многие стражи Олимпа знают, что нашатырный спирт отлично выводит монстров и другие загрязнения.
Я пробил себе дорогу к единственному островку спокойствия на поле – к слонихе.
Ей явно не хотелось ни на кого нападать. А из-за ее размера и прочной кольчуги никто из других бойцов не имел большого желания к ней приближаться. А может, заметив на ней шлем «Жеребцов», они просто решили не связываться с хозяевами поля.
Она казалась такой печальной и подавленной, что меня потянуло к ней как к родственной душе.
Я достал боевой укулеле и наиграл песню о слонах – «Пахидерм, идущий на юг» группы «Праймус». В ней грустное и запоминающееся вступление – прекрасный вариант для соло на укулеле.
– Великая слониха, – напел я, подходя к ней. – Можно я поеду на тебе?
Она посмотрела на меня, моргнув карими глазами, вздохнула, словно говоря «Делай что хочешь, Аполлон. Они надели на меня этот дурацкий шлем. Теперь мне все равно».
Мое пение грубо прервал гладиатор с трезубцем. Я врезал ему по лицу боевым укулеле. Затем по передней ноге слонихи я забрался к ней на спину. В последний раз я проделывал такое, когда бог грозы Индра потащил меня среди ночи искать виндалу[33], но полагаю, что однажды научившись ездить на слоне, ты уже никогда не разучишься.
Мэг уже была на двадцатиярдовой линии, она неслась на страусе к императору, оставляя за собой стонущих гладиаторов и пепел от поверженных монстров.
Коммод весело захлопал в ладоши:
– Умница, Мэг! Я бы с радостью с тобой сразился, но ВЕРНЕМСЯ К ЭТОМУ ПОЗЖЕ!
Музыка внезапно прекратилась. Гладиаторы замерли посреди битвы. Болиды остановились. Даже страус Мэг встал на поле и оглянулся, удивляясь тому, что вдруг стало так тихо.
Из динамиков зазвучала, нагнетая обстановку, барабанная дробь.
– Мэг Маккаффри! – объявил Коммод голосом телеведущего. – У нас есть для тебя особый сюрприз – прямо из Нью-Йорка прибыл кое-кто, кого ты знаешь! Сможешь ли ты спасти его от пламени?
Лучи прожектора высветили пространство над очковой зоной, прямо над воротами. Мои внутренности обдало жаром, как после порции виндалу. Теперь я понял, что чувствовала Мэг – это странное нечто, манившее ее на стадион. На длинной цепи, прикрепленной к потолочным балкам, извиваясь и пытаясь разорвать путы, висел особый сюрприз императора – верный соратник Мэг карпос Персик.
26
Снимаю шляпу перед
Великолепной слонихой
Будем дружить, лады?
Я наложил стрелу на тетиву и выстрелил в цепь.
В большинстве случаев моим первым порывом было стрелять. И обычно это оказывалось правильным. (Если не считать того раза, когда Гермес ворвался ко мне в уборную без стука. И да, я всегда держу лук под рукой, когда сижу на унитазе. А что такого?)
Но на этот раз мысль была неудачной. Персик так вертелся и качался, что стрела пролетела мимо цели и поразила какую-то блеммию на трибунах.
– Стой! – завопила Мэг. – Ты попадешь в Персика!
Император рассмеялся:
– Будет жаль, ведь ему предстоит сгореть заживо!
Коммод выпрыгнул из своей ложи и приземлился на гоночный трек. Мэг занесла меч, приготовившись к нападению, но наемники на трибунах подняли винтовки. Не важно, что снайперы были от меня в пятидесяти ярдах, ведь у них на мушке был кое-кто столь же важный, как… ну да, как я. У меня на груди задрожала стайка красных лазерных точек.
– Спокойно, Мэг, – проговорил император, указывая на меня. – Моя игра – мои правила. Если ты, конечно, не хочешь лишиться обоих друзей на генеральной репетиции.
Мэг подняла один меч, затем другой, взвешивая их как «за» и «против». Она была слишком далеко, и я не мог разглядеть ее лица, но чувствовал ее мучения. Как же часто мне приходилось стоять перед подобным выбором! Кого уничтожить: троянцев или греков? Заигрывать ли мне с Охотницами сестры, которые могут отвесить пощечину, или с Бритомартидой, которая может и взорвать? Такие решения многое говорят о нас.
Пока Мэг мучилась выбором, механики в тогах выкатили на трек еще один болид – ярко-пурпурную машину с цифрой «1» на капоте. Из крыши у нее торчал тонкий стержень высотой около двадцати футов, наверху которого было что-то намотано.
Моей первой мыслью было: зачем Коммоду понадобилась такая большая антенна? Затем я снова взглянул на болтающегося в воздухе карпоса. В свете прожекторов Персик блестел, как будто был вымазан в жире. К ногам его, обычно босым, сейчас были привязаны куски крупной наждачной бумаги, как та, что бывает с боков спичечного коробка.
Внутри у меня все сжалось. Антенна на машине была никакой не антенной. Это была гигантская спичка, длины которой как раз хватило бы, чтобы чиркнуть о ноги Персика.
– После того как я сяду в машину, – объявил Коммод, – мои наемники не станут вмешиваться. Мэг, можешь попробовать остановить меня любым способом! Я проеду один круг, подожгу твоего друга, а затем вернусь обратно и раздавлю вас с Аполлоном. Как я понял, это называется круг почета!
Толпа радостно заревела. Коммод запрыгнул в машину. Его механики кинулись врассыпную, и болид рванулся с места в облаке дыма.
Сердце у меня в груди медленно качало кровь, вязкую, как оливковое масло холодного отжима. Сколько времени нужно машине, чтобы проехать полный круг? Какие-то секунды. Я подозревал, что пробить ветровое стекло болида стрелой у меня не получится. Коммод не дал бы мне такого шанса. У меня не было времени даже на то, чтобы сыграть достойный рифф на укулеле.
Тем временем Мэг подвела своего страуса к тому месту, над которым качался карпос. Она забралась на спину птице (задачка не из легких) и тянулась изо всех сил, но Персик был слишком высоко.
– Превратись во фрукт! – крикнула ему Мэг. – Исчезни!
– Персики! – взвыл Персик, что, по всей видимости, значило: «Думаешь, я бы так не сделал, если бы мог?»
Наверное, веревки какими-то чарами не давали карпосу изменить форму, вынуждая его оставаться в нынешнем облике. Все в точности как со мной, ведь мою прекрасную божественную сущность Зевс втиснул в жалкое тело Лестера Пападопулоса. Впервые в жизни я почувствовал родство с демоническим младенцем в подгузнике.
Коммод уже проехал половину пути. Он мог бы двигаться быстрее, но то и дело сворачивал, чтобы помахать в камеру. Остальные болиды остановились, пропуская его, и я недоумевал: знают ли водители, в чем смысл гонок?
Мэг спрыгнула со спины страуса, схватилась за перекладину ворот и начала карабкаться вверх, но я понимал, что она не успеет помочь карпосу.
Пурпурная машина повернула к очковой зоне. Если Коммод ускорится на финишной прямой, все будет кончено. Если бы я только мог перегородить ему путь чем-то большим и тяжелым!
«Погодите-ка! – промелькнуло в моем гениальном мозгу. – Я ведь сижу на слоне».
У основания здоровенного шлема было выгравировано «ЛИВИЯ». Я предположил, что это имя слонихи.
Наклонившись вперед, я спросил:
– Ливия, дорогая, не желаешь ли растоптать императора?
Она затрубила, впервые проявляя энтузиазм. Я знал, что слоны умные, но ее желание помочь удивило меня. Что-то мне подсказывало, что Коммод ужасно с ней обращался и теперь она хотела его смерти. Это, по крайней мере, объединяло нас с ней.
Ливия побежала к треку, расталкивая других животных и сметая гладиаторов с пути хоботом.
– Хорошая слониха! – кричал я. – Великолепная слониха!
Трон Памяти подскакивал у меня за спиной, грозя вот-вот вырваться из петель. Я истратил все стрелы (кроме дурацкой говорящей) на боевых страусов, огнедышащих лошадей, циклопов и киноцефалов. Поэтому я схватил боевой укулеле и заиграл сигнал «К АТАКЕ»!
Ливия мчалась по центру трассы навстречу пурпурному болиду. Коммод вел машину прямо на нас, его улыбающееся лицо было на всех мониторах стадиона. Перспектива лобового столкновения его, похоже, обрадовала.
А меня не очень. Убить Коммода было не так-то просто. А меня и мою слониху – вполне, к тому же я не знал, насколько прочна кольчуга Ливии. Я надеялся, что мы заставим Коммода съехать с дороги, но я должен был понимать, что он ни за что не свернет первым. На нем не было шлема, ветер что есть силы трепал его волосы, и казалось, что золотой лавр на его голове загорелся.
Не было шлема…
Я вытащил скальпель из бандольера. Наклонившись вперед, я просунул его под ремень, удерживающий шлем на голове, к Ливии. Ремень тут же лопнул. Слава богам за дешевые пластмассовые товары!
– Ливия, бросай его! – скомандовал я.
Великолепная слониха поняла.
Мчась вперед на полной скорости, она подняла хобот, подцепила шлем за маску и швырнула его словно джентльмен шляпу, которую он снял в приветственном жесте… если бы шляпу разрешалось швырять вперед как смертоносный снаряд.
Коммод свернул. Огромный белый шлем отскочил от его ветрового стекла, но дело было сделано. Пурпурный «Номер Один» вылетел на поле под невероятным углом, завалился набок и перевернулся три раза, сбив при этом группу страусов и пару злосчастных гладиаторов.
– Оооооо!
Зрители вскочили со своих мест. Музыка смолкла. Оставшиеся гладиаторы отошли к краю поля, глазея на перевернутый императорский болид.
От шасси валил дым. Колеса крутились, разбрасывая вокруг ошметки покрышек.
Мне хотелось верить, что в молчании зрителей кроется надежда. Может быть, их заветное желание было таким же, как и у меня: чтобы Коммод не появился из-под обломков, чтобы он превратился в царственную лепешку на сорокадвухъярдовой линии на искусственном газоне.
Увы, дымящаяся фигура выбралась из-под обломков. Борода Коммода тлела. Его лицо и руки были черными от сажи. Он встал, все так же улыбаясь, и потянулся, словно только что отлично выспался.
– Неплохо, Аполлон! – Он схватил разбитую машину за шасси и поднял ее над головой. – Но так меня не убьешь!
Он отбросил машину, расплющив незадачливого циклопа.
Зрители одобрительно завопили и затопали ногами.
– ОЧИСТИТЬ ПОЛЕ! – крикнул император.
Тут же десятки дрессировщиков, медиков и собирателей мячей высыпали на газон. Выжившие гладиаторы сникли, как будто осознали: ни один смертный бой не сравнится с тем, что сейчас совершил Коммод.
Пока император раздавал приказы, я посмотрел в сторону очковой зоны. Каким-то образом Мэг удалось вскарабкаться на ворота. Она прыгнула на Персика и схватила его за ноги, что вызвало у карпоса визги и ругань. На секунду они повисли на цепи вдвоем. Затем Мэг вскарабкалась по телу своего друга, превратила одно из колец в меч и перебила цепь. Они пролетели двадцать футов и плюхнулись на землю. К счастью, Персик послужил Мэг подушкой. Вспомнив, насколько персики мягкие и упругие, я решил, что с Мэг все будет в порядке.
– Что ж! – Коммод направился ко мне. Он немного прихрамывал на правую ногу, но если она и болела, то виду он не подавал. – Отличная получилась репетиция. Завтра будет больше смертей, включая твою, конечно. Мы кое-что изменим в боевой части. Может, добавить гоночных машин или баскетбольных мячей? Ливия, ах ты шалунья! – он погрозил пальцем моей толстокожей скакунье. – Такого пыла я и ждал! Если бы ты проявила такое рвение на прошлых играх, мне бы не пришлось убивать Клавдия.
Ливия затопала ногами и затрубила. Я погладил ее по голове, пытаясь успокоить, но почувствовал ее душевную боль.
– Клавдий был твоей парой, – догадался я. – А Коммод его убил.
Император пожал плечами:
– Я ее предупреждал: играй по моим правилам, а то будет хуже. Но слоны такие упрямые! Они большие, сильные и привыкли добиваться своего – почти как боги. И все же, – он подмигнул мне, – удивительно, чего можно добиться с помощью небольшого наказания.
Ливия опять затопала ногами. Я знал, что она хочет броситься на него, но после того, как Коммод швырнул болид, стало ясно: покалечить Ливию ему ничего не стоит.
– Мы убьем его, – прошептал я ей. – Подожди немного.
– Да, подожди до завтра, – согласился Коммод. – Тогда снова сможете делать что хотите. Пока же… а вот и мои стражи, они проводят вас в камеры.
На поле выбежал отряд германцев под предводительством Литиерса.
На лице у Кукурузника красовался новый уродливый синяк, формой удивительно похожий на отпечаток страусиной лапы. Это меня порадовало. Свежие раны у него на руках сочились кровью, а штанины были изрезаны в лохмотья. Разрезы на ткани, судя по размерам, были оставлены стрелами для охоты на мелкую дичь, словно Охотницы играли со своей мишенью, стараясь изничтожить его штаны. Это порадовало меня еще больше. Я бы добавил еще одну рану от стрелы в коллекцию Литиерса – желательно прямо в центре груди, – но в моем колчане осталась лишь Стрела Додоны. А сегодня мне хватило театральности и без плохих шекспировских диалогов.
– Мой повелитель, – неловко поклонился Литиерс.
Мы с Коммодом хором ответили:
– Да?
По-моему, я, сидящий на слонихе, одетой в кольчугу, больше походил на повелителя, но Литиерс, посмотрев на меня, лишь усмехнулся.
– Мой повелитель Коммод, – уточнил он, – мы дали отпор врагам у главных ворот.
– Как раз вовремя, – проворчал император.
Читать бесплатно другие книги:
