Увечный бог. Том 2 Эриксон Стивен

Прикрыв глаза, Сеток прижалась к гребню бруствера и наблюдала, как спускается брат Усерд.

– Это не ваше место, – прошептала Сеток. – Чувствуете? Это логово принадлежит Волкам – логово, которые вы так мило для нас приготовили. И здесь мы будем ждать назначенного времени.

Сеток повернулась, чтобы рассмотреть братьев и сестер. Она чуяла запах их страдания, поднимавшийся из лабиринта траншей, из пыльных ям, выдолбленных в камне и в мертвой почве. Многие поглядывали через широкую долину туда, где армии болкандцев и летерийцев уже начали спускаться по склонам. Сеток видела тревогу солдат, видящих, что враг не выстраивается напротив центра. И не только тревогу – она видела скрытое облегчение, хотя этот запах еле ощущался.

Когда волк становится тобой, начинаешь слышать, ощущать вкус и запах гораздо сильнее, а зрение слабеет и слепнет перед правдой. Нет, хорошо, что во мне собрались призраки, очень хорошо.

Брат Усерд спускался, и Танакалиан, появившись, повернулся к форкрул ассейлу, а затем взглянул на Сеток. Подошел ближе к ней – но не так близко, чтобы она могла прыгнуть и вцепиться клыками в глотку. Она заметила его осторожность – и не удивилась.

– Дестриант Сеток, мы ожидаем атаку.

Она оскалилась.

Его лицо скривилось.

– Послушайте! Бесполезно топорщить загривок и рычать! Он использует Акраст Корвалейн, понимаете?

– И что здесь вас так пугает, Кованый щит?

– Ассейлы не знают о к’чейн че’маллях, понятно? Я скрыл от них…

– Почему?

– Нам не нужно, чтобы ассейлы победили сегодня, так ведь?

Сеток склонила голову набок.

– Разве?

– Мы идем по лезвию ножа – вы забыли? Все, что мы делаем, что говорим или не говорим, – падет на нас. Здесь и сейчас.

– Кованый щит… – Она зевнула. – Кованый щит, почему вы отказались от Смертного меча?

– Она нарушила нашу священную клятву, Дестриант. Я уже рассказывал.

– Поклялась в верности адъюнкту.

– Да.

– А эти летерийцы и болкандцы – ее союзники? Союзники адъюнкта? – Сеток ощущала растущую тревогу Танакалиана и осталась равнодушной.

– Я же рассказывал!

– Боитесь брата Усерда? Вижу, что боитесь. Чтобы он не… принудил нас. Вот только, Кованый щит, я хочу знать, кого вы боитесь больше? Адъюнкта или брата? Если поможет, представьте, что это соревнование. Кого?

Танакалиан снова обернулся на склон, по которому Усерд спускался все ближе к земляному форту, и снова посмотрел на Сеток.

– Адъюнкт мертва.

– Этого вы не знаете, и, кроме того, это не имеет отношения к моему вопросу.

Он презрительно скривил губы.

– Если говорить об этом мгновении, то брата Усерда. – Его тон сочился ядом, и Сеток его понимала. Понимала все его мотивы и чувства.

Сеток кивнула и выпрямилась. Выгнула спину, потянулась.

– Это мгновение – такая ложь. Один близко, другая далеко. Так… бойся того, кто ближе. Вот только у этого мгновения – две стороны. Видишь мгновение, которое есть, но будет и другое, оно ждет в конце.

Танакалиан прищурился; Сеток ощущала его замешательство и видела, как мечутся его мысли.

– Так что, – продолжила Сеток, – давайте забудем про сейчас и перейдем сразу к концу. В конце, Кованый щит, кого вы будете бояться больше? Этого вот брата Усерда или адъюнкта?

Услышав голоса из траншей – удивленные и будто обрадованные, – она улыбнулась и добавила:

– Или нашего Смертного меча – она как раз скачет к нам?..

Внезапно побледнев, Танакалиан вскарабкался на ближайший бруствер и взглянул на долину Благословенного Дара. С дюжину ударов сердца он не шевелился. Потом повернулся к Сеток.

– И где вы будете стоять, Дестриант?

– Я буду с Волками.

Ее глаза блеснули торжеством.

– Но это ведь, – продолжила она, – только половина вопроса, да?

Он нахмурился.

– Теперь спросите: а с кем Волки?

Он тихонько зарычал – и все звери внизу пробудились! – и сказал:

– Мне хорошо известна их позиция, Дестриант.

– Вернее, – поправила Сеток, – думали, что известна.

Она спрыгнула вниз и подошла к задней стене форта – к узкой ступенчатой тропинке, по которой спускался форкрул ассейл. Подняв глаза и раскинув руки, она крикнула:

– Брат! Больше ни шагу! Тебя здесь не ждут!

Усерд был еще шагах в пятидесяти, но он остановился, явно удивленный.

Сеток почувствовала, что он пробуждает колдовство голоса.

И в то мгновение, когда он отпустил его, Сеток распахнула глотку, дав выход вою десяти тысяч волков-призраков.

Страшный вой, словно взрыв, повалил Усерда на спину – на земляные ступени. В последовавшей оглушительной тишине Сеток снова крикнула:

– Тебя здесь не ждут! Возвращайся к своим рабам, брат!

Форкрул ассейл словно ничего не слышал. Он неподвижно распростерся на тропе. Покаянные бросились к нему с боков и сверху. Через мгновения они подняли его и понесли вверх по ступенькам.

Довольная Сеток отвернулась.

На нее смотрели все изморские солдаты. У тех, что были поближе, кровь капала из ушей и текла из ноздрей. Сеток видела синяки на лицах и покрасневшие глаза. Она снова раскинула руки, и все попятились.

– Никакая чуждая магия не может принудить нас, – сказала она и показала рукой. – Приближается Смертный меч. Приветствуем ее. И сегодня узнаем свою судьбу.

– Дестриант! – крикнул кто-то из траншеи. – Кого мы выбираем? За кем следуем?

Танакалиан повернулся, но определить, кто кричал, не смог.

– Я Дестриант Волков, – ответила Сеток. – Я не из Серых шлемов и не ваша сестра. Я не из вашей стаи, так что не мне указывать вам, кто вожак.

– С кем мы воюем? Дестриант! С кем мы воюем?

Сеток бросила взгляд на Танакалиана и ответила:

– Порой даже волки знают, что правильно вовсе не воевать.

Танакалиану, похоже, были очень нужны такие слова в преддверии предстоящего. Потому что Сеток ощущала Смертного меча, а эта женщина… эта женщина принадлежит войне.

Внутри Сеток волки сгрудились ближе, даря ей несметное тепло. Эхо волчьего воя еще металось туда-сюда… волков самих поразила его сила. А меня – нет. Это мое логово, и мы его защитим.

В ушах еще звенело от праведного крика, и Кругава придержала скакуна. Перед ней на гребне переднего бруствера стояли ее братья и сестры – те, кого она знала и любила долгие годы. Она была еще далеко, чтобы понять выражение их лиц, чтобы решить: радует их ее появление или вызывает ярость. Но даже если второе – это ее не остановит. Она пришла бороться за свой народ, и как бы ни подтрунивал Танакалиан над ее верой в героизм – а только в героизм она верит безусловно, – Кругава знала, что ближайшие мгновения станут таким испытанием, какого не было ни в одном бою.

Если мне суждено стать героем и если я способна на это, пусть будет так.

Она остановила коня у самых траншей. Спешившись, Кругава зацепила поводья за луку седла, развернула коня в сторону долины и хлопнула по крупу, отправляя вперед. Поняли зрители этот жест? Наверняка поняли.

Сняв шлем, Смертный меч Кругава повернулась и посмотрела на своих заблудших братьев и сестер. Громким голосом она сказала:

– Я хочу поговорить с Кованым щитом Танакалианом.

Ей ответил старый воин, который ровным голосом произнес:

– Он ждет вас внутри. Проходите с миром, Кругава.

Они не выбрали нового Смертного меча… но и меня не называют старым титулом. Значит, все еще только предстоит решить. Да будет так.

По крутому склону скользнул канат с узлами. Она ухватилась за него и начала спускаться.

Наперсточек подошла ближе к Фейнт. Они остались на гребне и смотрели, как ряды летерийцев маршируют в низину. Далеко справа спускался Эвертинский легион с приданными частями. Столько маршировать ради этого. Только ради этого. Никогда не пойму солдат.

– Фейнт?

– Что случилось, Наперсточек? Хочешь сказать мне, что можешь использовать всю эту силу, чтобы протащить нас через врата домой? – Она вгляделась в бледное круглое лицо. – Похоже, нет.

– И что ты чувствуешь?

Фейнт пожала плечами.

– Вся кожа чешется, а я ведь не маг.

– Именно! Ты понятия не имеешь, каково это! Даже Амба Валун – комок нервов, хоть и не разговаривает больше со мной. Думаю, он не в себе…

– Да он никогда и не был в себе, – отрезала Фейнт. – Так чего ты от меня хочешь?

– Тот мальчик…

– Какой мальчик?

– Которого чуть не проглотила гигантская ящерица… а про кого еще я спрашиваю, как думаешь?

Фейнт расправила спину, поморщившись.

– Ладно. И что с ним? Он, конечно, миленький, но…

– Думаешь, колдовство, которое нас мучит, от ассейлов? Вот и нет.

– Что? – Фейнт уставилась на Наперсточка. – Это он?

– А нам плохо просто потому, что он не знает, что со всем этим делать.

– Он же малазанец, нет?

– Думаю, он вообще никто.

– И что это значит?

Однако ведьма широко распахнула глаза, уставившись непонятно на что.

– Может, идея обрести плоть? Кость? Есть у нее лицо – возможно ли такое? Могут люди создать спасителя – из глины и сухих палочек? Если им так жутко, во что бы то ни стало требуется голос – могут люди создать собственного бога, Фейнт? Скажи, когда-нибудь слышала о таком? Кто-нибудь вообще от этом думал?

Фейнт притянула Наперсточка к себе.

– Во имя Худа, о чем ты вообще? Что ты видишь в этом мальчике?

Наперсточек поморщилась.

– Я не знаю! – крикнула она, отшатываясь.

Фейнт повернулась и оглядела войска – так где он, этот странный мальчик? Но пыль, поднявшаяся стеной, скользила, как занавес, под ветром, несущимся по долине. Фейнт посмотрела налево от себя, на командную позицию принца, но видела там только верховых посыльных, сигнальщиков и штабных офицеров. Прищурившись, она разглядела атри-седу Араникт.

– Наперсточек, идем со мной.

И пошла.

Рядом внезапно появился призрак Сладкой Маеты.

– Послушай ведьму, милая.

Фейнт взглянула на призрачный силуэт, потом бросила взгляд через плечо – Наперсточек, как пьяная, шла за ней в дюжине шагов.

– Сладкая, – прошептала Фейнт, – как я могу ее слушать? Она городит чепуху!

– Я только говорю, что у нее интересные идеи. Может, она не так далека от истины – даже сомневаюсь, что у мальчика есть пупок. Ты проверяла? Может, он достаточно взрослый, чтобы в траве покувыркаться, поучиться немного у госпожи Фейнт – что думаешь? Можно, посмотрю? Просто чтобы убедиться, что пупок есть.

Фейнт тихонько зашипела.

– Нижние боги. Да я даже смотреть на мелкого не могу. И потом, если ты не заметила, скоро вся долина превратится в кровавую баню – а ты хочешь, чтобы я щекотала его проклятое пузо?

– Тогда забудь. Просто мысль мелькнула. Я уверена, что пупок есть. У всех же есть. Наперсточек просто паникует, вот и все. Когда форкрул ассейлы высвободят Акраст Корвалейн, когда пробудят свой смертельный голос – кто здесь будет сражаться? Вон, атри-седа и сама Наперсточек – и все. Что же удивляться, если она заговаривается?

– Замолчи, Сладкая. – Фейнт уже почти дошла до атри-седы, которая стояла на самом краю спуска в долину, затягиваясь самокруткой из растабака с такой силой, как будто высасывала кровь бессмертия и вечной юности. И Фейнт не удивилась бы, окажись это правдой.

– Атри-седа…

Араникт повернулась, и ее взгляд почти сразу перешел с Фейнт на Наперсточек.

– Приветствую, ведьма. Сделай милость, очерти круг вокруг нас… и попрошу всеми своими талантами помочь мне в предстоящей обороне. – Араникт крепко затянулась самокруткой. – А иначе мы падем еще быстрее.

Наперсточек всхлипнула.

Лицо Араникт помрачнело.

– Крепись, дитя. Где твой приятель? Он нам здесь понадобится – он от природы не боится колдовских атак.

Облизнув сухие, пыльные губы, Фейнт откашлялась.

– Атри-седа, в ваших словах нет уверенности в исходе боя.

Араникт зажгла следующую самокрутку и смущенно махнула рукой. Пустив струю дыма, она сказала:

– Я бы посоветовала бежать, но ведь бежать некуда. – Она показала вниз дрожащей рукой. – Видите принца, на коне за последней шеренгой? Я люблю этого человека, а он скоро умрет. Послушай меня, Наперсточек. Защищай эту позицию всеми своими силами, потому что мои силы будут внизу, с ним. А как только Чистый найдет меня, он разорвет меня на части живьем.

Фейнт отступила на шаг, пораженная душераздирающей откровенностью стоящей перед ней женщины, открытой, обнаженной для всех. И все же… все же… если бы только найти такую любовь. Только найти такую любовь.

– Араникт, – сказала она мягко, и атри-седа обернулась. – Если можно, я останусь с вами.

Глаза Араникт расширились, но она снова отвернулась, словно не в силах видеть лицо Фейнт. Атри-седа посмотрела на север.

– Он еще не открыл свою силу. Но это вопрос времени.

– А может, ему и не потребуется, – сказала Фейнт, посмотрев вслед за Араникт на север. – Я не много понимаю в битвах, но не вижу, как мы можем победить в этой.

– Мы здесь не для того, чтобы победить, – ответила Араникт. – А только для того, чтобы умирать долго.

Наперсточек прошла мимо Фейнт, еле слышно что-то бормоча. А там, в трех шагах справа, стоял Амба Валун с каменным лицом, сжав покрытые шрамами кулаки.

Заговорил призрак Сладкой Маеты:

– Фейнт, я слышу эхо… чего-то.

– Это ничего, – пробормотала в ответ Фейнт. Всего лишь отзвук всего, что мы скоро потеряем. Как это звучит? Когда услышишь, поймешь.

Брис Беддикт скакал позади последней шеренги. Он хотел, чтобы его солдаты слышали за спиной стук копыт его коня, чтобы знали, что он здесь. Что стоит им замешкаться, он окажется рядом; когда им потребуется сила воли командира, он отыщет их. Двигаясь вдоль строя, он изучал шеренги. Роты стояли ровными прямоугольниками, с четкими широкими промежутками между ними. Солдаты сохраняли строгий порядок. Атака предстоит нешуточная, но они не дрогнули.

В первых шеренгах прокричали горны – до первых вражеских укреплений оставалось всего пятьдесят шагов. Этот безнадежный звук пронзил Бриса, и он чуть не заколебался. Жива ли она? Отдаем ли мы жизнь за уже проигранное дело? И мой последний жест останется напрасным? Ох, милый брат, сейчас мне пригодились бы твои слова одобрения.

А еще лучше – насмеши меня. Что может быть более кстати в миг, когда падаешь на колени, чем свободный милый смех? Тот, который поднимает тебя в воздух, над мрачным насилием земли и ее отвратительной жестокостью?

Он снова скакал вдоль шеренг – войска были по левую руку – и приближался к промежутку напротив центра, который держали изморцы; сейчас он увидит Эвертинский легион, приближающийся к порядкам колансийцев. Королева Абрастал, каким благородным союзником вы стали. Если бы только мой брат знал… если бы ваш муж был свидетелем… порой будущее дает такие обещания, которые не могут быть ничем, кроме грез, иллюзий, порожденных непомерными желаниями.

Идешь по жизни, и мечта все время манит, мечта ждет. И не знаешь, станет ли она явью. Не знаешь, и даже если вдруг случайно наткнешься на нее, она не окажется меньше, чем была, меньше, чем может быть, – если только сможешь удержать ее на расстоянии, на расстоянии вытянутой руки. Вечно сияющую. Не запятнанную всеми слишком реальными твоими ошибками.

Араникт. Как ты смогла дать мне такое? Как позволила принять, почувствовать в руках, такое теплое, такое настоящее?

Когда мечты в недостижимом будущем внезапно встанут вокруг тебя, как можно не увидеть истину? Все истины сразу. Вот они, все, и ты в самом центре. Так зачем же отстраняться?

Он скакал, ожидая рева, звона оружия, ожидая пробуждения силы форкрул ассейлов… Я должен ответить так, как умею. А в конце, я знаю, от меня ничего не останется.

До сих пор он не понимал, что же должен сделать, но теперь, когда силы потрескивали в воздухе, все стало ясно.

Араникт, любимая, теперь все лучшее, что есть во мне, у тебя. Молю, ради тебя, чтобы этого было достаточно.

Брис натянул поводья и развернул коня к массивному земляному форту, где поджидали изморские Серые шлемы. Что происходит за земляными стенами, он видеть не мог.

В центре лабиринта траншей и брустверов был расчищенный круг утоптанной земли с узкими канавками – для сбора крови раненых, которых принесут с поля боя. У носилок ждали лекари с лицами, намазанными пеплом, – чтобы пот не капал в открытую рану. Пилы и ножи лежали наготове на расстеленных шкурах рядом с кожаными ведрами горячей воды. В траншеях, которые Кругава успела рассмотреть, ее благословенные солдаты стояли не сводя с нее глаз, пока она шла к центру, где поджидали Кованый щит Танакалиан и, в дюжине шагов от него, молодая женщина, которую Кругава прежде не видела.

Что-то странное было у незнакомки с глазами, но Смертный меч не могла понять, что внушает ей беспокойство. Девушка, едва достигшая зрелости, была одета в рваные оленьи шкуры; длинные волосы слиплись от грязи, а губы кривились в чуть ироничной улыбке.

Кругава поднялась по гребенчатому пандусу и ступила на твердую землю. Сняла шлем и стащила с рук перчатки.

Заговорил Танакалиан:

– Мы надеемся, Кругава, что вы решили вернуться к своим. Что будете сегодня сражаться с нами. Что поведете нас в бой.

Она выпрямилась и положила руку на эфес меча.

– Да я готова вести Серых шлемов в бой, Кованый щит Танакалиан. Но не против летерийцев или болкандцев. Я хочу, чтобы наши солдаты покинули эти траншеи. – Она подняла взгляд, изучая тропы, ведущие на склон, и нахмурилась. – Разве не видите, что они устроили? Ассейлы не оставили Серым шлемам надежды.

Танакалиан вздохнул, глядя на Кругаву.

– Можно взглянуть и по-другому. Коротко говоря, брат Усерд нам не доверяет – и вы хотите стать доказательством, что изморцы коварны, как он и подозревал.

– Коварны? Это же смешно, Кованый щит. И не удивительно, что ассейлы вам не доверяют, учитывая ваше прошлое.

Кованый щит покраснел.

– Это было ваше предательство, а не мое – и разве мы все это уже не обсудили? Серые шлемы выслушали вас. Выслушали меня. И сделали выбор.

Кругава огляделась. Вокруг – жесткие, непреклонные лица.

– Сегодня, братья и сестры, наши союзники постараются свергнуть тиранию форкрул ассейлов. Но это не единственная причина войны – и на деле далеко не главная. Слушайте меня все! Давным-давно чуждый бог упал на эту землю. Он был разорван на куски, но умереть ему не дали, а заковали, как дикого зверя. Как приковывают волка. И этот скованный цепями бог не знал ничего, кроме нескончаемой боли и мучений. И боги кормились от него! И презренные смертные пили его кровь в молитве! А форкрул ассейлы держат его сердце в своих холодных злобных руках!

Мои братья и сестры! Сегодня мы постараемся разбить эти цепи. Мы хотим освободить Падшего бога! Но главное – мы всеми силами постараемся вернуть его в его владения! – Она показала вверх по склону. – И где же вы стоите? На стороне мучителей; и все слова о справедливости, что они упорно нашептывали вам в уши, – только ложь!

Тут вперед вышла молодая женщина, и Кругава наконец поняла, чем так странен ее взгляд. Волчьи глаза. Один серебряный, другой янтарный. Благословенный престол… она наш Дестриант! Ее глазами глядят Волки Зимы! Откуда она явилась?

Дестриант заговорила на летерийском торговом наречии:

– Смертный меч, нас тронули ваши слова. Вот только что мы знаем о милосердии? Мы, кто никогда не чувствовал его на себе? Мы, за кем охотятся и будут охотиться всегда? Рассказать, какие воспоминания терзают меня? Хотите послушать?

Кругава почувствовала, как отливает от сердца кровь, как остывает жар ее страсти. Она похолодела под тяжелыми доспехами. Эта женщина мой враг. Танакалиан по сравнению с ней – никто.

– Дестриант, я выслушаю вас.

Девушка огляделась.

– Представьте себе стадо – огромное! Крупные, сильные животные… они видят нас, видят, как мы бежим мимо или стоим в отдалении. Видят, как опущены наши косматые головы. Но мы пока не обращаем внимания на их пристальные взгляды. Только следим. Изучаем запах на ветру. И когда наконец гоним стадо, кого мы стараемся отделить? Кого выбираем из этих громадных, ужасных животных?

Танакалиан ответил с непритворным возбуждением:

– Дестриант Сеток, волки всегда выбирают слабейшего в стаде. Старого, раненого.

Кругава уставилась на Сеток.

– Волки будут кормиться сегодня, Дестриант? Сердцем Увечного бога?

Сеток небрежно махнула рукой.

– Скажите союзникам: в этом бою можете не обращать на нас внимания. Мы не покинем логово. А когда все завершится, посмотрим, кто останется. И не важно, кто из вас победит – вы будете истекать кровью с поникшей головой. Будете стоять, опустившись на одно колено.

– Тогда и ударят Серые шлемы! – воскликнул Танакалиан. – Вы не хотите видеть правды, Кругава? Так слепы, что не желаете отказаться от глупого тщеславия?

Кругава молчала долгое время; слышны были только приближающиеся по долине армии. Потом Кругава подошла вплотную к Кованому щиту.

– Танакалиан, – тихо прохрипела она, – мы не волки. Понимаете? Когда мы делаем что-то, наша привилегия или наше проклятие – понимать последствия; а у Волков Зимы нет никакого чувства будущего. Невозможно поклоняться природе, Кованый щит, не зная, что хорошо и что плохо.

Танакалиан покачал головой.

– Вы проиграли, Кругава. Вам не победить – ведь теперь перед вами не только я. И даже не только изморцы. Теперь перед вами Дестриант, а через нее – наши боги.

– Девчонка свихнулась, Танакалиан.

– Я ее не боюсь, Кругава.

Такие слова поразили ее. Потрясенная, она подняла взгляд на Сеток.

– Дестриант! Волки играют только в эту игру?

– Они ее прекрасно знают.

Кругава шагнула мимо Танакалиана, отпихнув его как ненужного.

– Прекрасно знают? Славная охота, да? Теперь я буду говорить с богами волков и лучше им меня послушать!

Вокруг зазвенели негодующие крики оскорбленных изморских Серых шлемов, однако Сеток только пожала плечами.

Кругава набрала воздуху в легкие; земля под ногами уже дрожала: вот-вот столкнутся силы за пределами форта.

– Вы, волки, считаете себя мастерами охоты – но неужели не видите? Мы, люди, лучше. Мы так хороши на охоте, что загоняли и убивали вас уже полмиллиона лет. Нам недостаточно убивать слабых или раненых. Мы убиваем каждого из вас. Это единственная игра, которую вы знаете, но послушайте меня. Вы плохо знаете даже ее! – Она наступала на Сеток и видела, как та отступает. Я правильно выбрала момент. Я вижу понимание в ее глазах – Волки Зимы услышали меня. И наконец поняли.

– Я покажу вам другой путь! Дайте мне снова стать вашим Смертным мечом!

Ее поняли не боги волков. Только Сеток, и за мгновение до того, как боги волков хлынули через нее, она передумала. НЕТ! Прислушайтесь к ней! Разве не видите: здесь нельзя охотиться! Но они уже были внутри нее, рвали на части, безумно пытаясь прорваться, сомкнуть челюсти на ненавистном человеке.

Нет! Я любила вас! Я плакала о вас!

Она вскрикнула – и больше звуков не издавала.

Глаза Кругавы округлились, когда она увидела, как лицо Сеток превращается во что-то нечеловеческое. Плоть на руках рвалась – кости словно стремились вылезти наружу, черные сухожилия извивались подобно змеям. Тело вытянулось, плечи поникли. Глаза сверкали. Завизжав, она бросилась на Смертного меча.

Клыки в кипящей крови и густой слюне… надвигающаяся огромная масса в черной шкуре… и вдруг мимо Кругавы мелькнула фигура – Танакалиан, забытый Танакалиан, мелькнул нож, и лезвие глубоко вонзилось в грудь Сеток.

От оглушительного воя Кругава отшатнулась.

Кровь залила глаза Сеток… она отпрыгнула и начала вслепую махать руками. Снова воздух задрожал от воя. Темная кровь текла изо рта и ноздрей Сеток, она упала навзничь на земляные ступени и свернулась как дитя.

Кругава неуверенно шагнула вперед.

– Танакалиан! Что вы наделали?

От предсмертного крика он повалился на землю, но теперь встал, все еще держа нож. Он повернулся к Кругаве, и она ужаснулась, увидев его лицо.

– Это должен был быть мой день! Не ваш! Не ее! Это я герой! Я!

– Танак…

– Это мой день! Мой! – Он бросился на нее.

Она выставила руку, однако окровавленный клинок, скользнув снизу, прорезал горло.

Кругава упала, не сумев удержаться на ногах, но, извернувшись, приземлилась на одно колено. Щека, по которой ударила рукоятка ножа, пульсировала. Одной рукой она нащупала обмотанную кожей рукоять. Нож еще торчал в ее горле, и в легкие текла кровь. Кругава открыла рот, но вдохнуть не получалось.

Танакалиан закричал: