Дом 17 по улице Черч-роу Кэрол Джеймс

Глава 24

Катриона несколько раз нажала на трекпад, чтобы получить доступ к камерам в доме. Белла должна была уже спать, но вместо этого она сидела в постели, ее лицо купалось в мягком свете ночника, а Элис читала ей сказку. Катриона слушала достаточно долго, чтобы понять, что главную героиню звали Дороти и у нее был пес, которого звали Тото, и этого было достаточно, чтобы уяснить, что сказка была «Волшебник страны Оз». Никки была не единственной, кто установил связь с Элис. Белла сделала то же самое. У них даже появился свой язык, на который они переходили время от времени.

— Элис, найди Итана.

Экран потемнел, и Катрионе понадобилось пару секунд, чтобы сообразить, что это была главная спальня. Итан уже спал и посапывал, потому что ему снова надо было вставать в четыре. Она с трудом различала скрытый в тенях серый холмик, которым смотрелось его тело под одеялом. Итан был основной причиной, почему Катриона выбрала именно Роудсов. Он уже несколько раз упомянул Элис в своем шоу, а такую рекламу за деньги не купишь. Дом «семнадцать» по Чёрч-роу — это только начало. Если все пойдет по плану, домов будет больше, и в них будет реализован еще более амбициозный дизайн. Поэтому ей нужна была вся возможная реклама. Дабы поднять спрос, люди должны были узнать, что «семнадцать» по Чёрч-роу вообще-то существует.

— Что насчет Никки? Где она прямо сейчас?

На мониторе отобразилась картинка, снятая одной из камер в гостиной. Никки сидела на диване, который выглядел совершенно инородно в этой комнате, и смотрела телевизор. Она была на третьей серии второго сезона «Форс-мажоров». Первые две серии она уже посмотрела в предыдущий вечер. Когда завтра вечером она снова устроится, чтобы включить телевизор, Элис уже настроит программу так, чтобы показ начался с того момента, где он закончился в предыдущий день. Никаких манипуляций с пультом. Никаких пауз в ожидании, пока Netflix запустится.

Дом, который знает, чего ты хочешь…

Да, было несколько временных неполадок, но такое всегда случается. В целом, и дом, и Элис превосходили ее ожидания. На этом ей нужно было сосредоточиться. Катриона сделала еще один глоток «Джек Дэниэлса» и устроилась поудобнее, чтобы смотреть «Форс-мажоров» вместе с Никки.

Глава 25

Никки сверилась с часами на ноутбуке и прокрутила в голове все, что ей предстояло сделать. К полудню ей нужно было в больницу, чтобы увезти оттуда Софию, а в три тридцать необходимо было забирать Беллу из школы. Но это были единственные объективные ограничения в этот день. Сейчас было только без двадцати десять. Если она выедет за Софией в одиннадцать тридцать, у нее будет достаточно времени на дорогу, а пока она устроит ее в доме, уже пора будет ехать за Беллой. Это значило, что сейчас у нее есть пара часов и нужно как-то убить время.

Составление расписания было одной из стратегий, которые помогали ей справиться с паническими атаками. Когда день был структурирован, в нем меньше места оставалось для неожиданности, а это, в свою очередь, помогало предотвратить всплески тревожности. Панические атаки начались через пару месяцев после несчастного случая. В первый раз было очень тяжело: Никки решила, что умирает. Она в тот момент находилась в супермаркете, покупала продукты к ужину. Внезапно свет стал слишком ярким, а звуки слишком громкими. Ее сердцебиение резко участилось, в левой руке появилась покалывающая боль, — не это ли признаки сердечного приступа? Следующее, что она помнила, это как она сидит на полу и то, что скорую кто-то уже вызвал. Анализы показали, что с ее сердцем все в порядке; ее кровяное давление тоже в норме. Когда врач предположил, что это могла быть паническая атака, Никки показалось это безумием. Она была не тем человеком, у которого могли случаться панические атаки.

Но этот эпизод оказался не единственным, за ним последовали новые приступы, и к тому времени, когда она готова была признать, что является как раз тем человеком, она уже стала узницей в доме на Бедфорд-стрит, откуда боялась выйти в мир, опасаясь очередной панической атаки. Итан нашел психотерапевта, который специализировался на проблемах, связанных с тревожностью, и постепенно она смогла найти путь назад. С момента последней полноценной панической атаки прошло уже восемнадцать месяцев. Это не значило, что она исцелилась: тревожность — это то, что всегда будет с тобой, — однако, она научилась контролировать ее, а это уже было неплохо. Она могла распознать признаки надвигающейся опасности и знала стратегии, чтобы с ней справиться. Как ей постоянно напоминала доктор Ричардсон, у нее был выбор: она могла быть либо водителем, либо пассажиром. И тот день, когда она предпочла занять место водителя, стал моментом, с которого положение вещей стало медленно улучшаться.

Никки взглянула на свой ноутбук и испытала быстрый укол вины. Ее звал «Фейсбук», а это было бы фатальной ошибкой. Стоило начать разбираться в свободных комнатах, но она действительно была не в настроении сегодня. Белла тоже в этот день была не в настроении, поэтому отправлять ее в школу пришлось боем. Чем скорее она начнет опять нормально спать, тем лучше. Путь до школы был настоящим смертоубийством. Школа Святого Марка была в пяти минутах езды от их старого дома, но отсюда уходило полчаса, даже при том, что дороги были не очень забиты. По крайней мере ей не придется проходить через этот ад, когда Белла пойдет в новую школу после летних каникул, в том случае, конечно, если удастся ее уговорить на это. Нет, никаких «если»: она найдет способ уговорить ее на это, даже если придется давать взятку. Тридцать минут туда, тридцать обратно, дважды в день, в сумме два часа жизни ежедневно она вынуждена была торчать в машине; два часа, которые ей никогда не вернуть. Этого ни за что не произойдет.

— Элис, — позвала она, — не найдется чашечки кофе?

— Конечно, Никки.

Это будет уже вторая, и Бог свидетель, ей это нужно. Она опять плохо спала. Снова ее сны посещала Грейс, и Никки опять в итоге оказалась на диване в гостиной — в этот раз ей удалось не разбудить Итана, но уснуть уже было совершенно невозможно, потому что в голове постоянно крутились мысли о Софии. За то время, пока готовился кофе, «Фейсбук» успел зацепить Никки. Она оторвалась от ноутбука и подошла к кофеварке, поднесла чашку к губам, сделала глоток и немедленно выплюнула все и поморщилась.

— Господи, Элис, сколько сахара ты сюда положила?

— Одну чайную ложку. Как ты всегда и пьешь.

— Там больше одной. Скорее уж десять. Прямо как жидкий сироп, — Никки подошла к раковине и вылила туда содержимое чашки. — Давай-ка попробуем еще раз, хорошо?

Вторая чашка получилась удачнее первой. Никки отнесла ее к столу-острову и села. На ее ноутбуке все еще был открыт «Фейсбук». Она закрыла окно с ним прежде, чем ее успело затянуть.

— Ты не могла бы позвонить Доктору Сантос, пожалуйста? — попросила она Элис.

— Конечно, Никки.

Сперва было тихо, потом звук телефонных гудков наполнил воздух. Послышался последний звонок, и за ним, как и в прошлый раз, последовал текст автоответчика. Никки поразмыслила, не оставить ли сообщение, но отказалась от этой идеи по той же причине, что и вчера. Ей не хотелось, чтобы их первым общением стало безликое голосовое сообщение.

— Заверши звонок, пожалуйста.

Звонок прервался прежде, чем успел прозвучать сигнал о начале записи аудиосообщения.

— Что ты можешь рассказать мне о докторе Сантос?

— Секундочку, — сказала Элис и потом продолжила: — Доктор Сантос училась в Гарварде, двенадцать лет проработала в Америке. Первые пять лет в Чикаго; следующие семь лет жила в Лос-Анджелесе. Одной из ее специализаций была помощь жертвам, пострадавшим в школьной стрельбе. Она переехала в Лондон четыре месяца назад и теперь практикует здесь. Она пользуется большим уважением и широко известна как эксперт в своей области.

— Есть еще что-нибудь, что ты можешь мне рассказать?

Экран на кухне изменился и показал сайт доктора Сантос. Следующие пять минут Никки изучала его. Затем Элис вытащила некоторые статьи, которые Сантос написала. Все, что Никки увидела, укрепило ее во мнении, что Сантос действительно знает свое дело. Чем больше она читала, тем крепче становилась ее надежда, что этот доктор может оказаться именно тем, кто им нужен. Да и потом, они уже проконсультировались у всех специалистов в этой сфере, и до сих пор ни один не смог помочь Белле. Никки закончила читать, и на экран вернулся Моне. Некоторое время она просто сидела без дела, предаваясь размышлениям и мечтам. В чем она была уверена, так это в том, что рано или поздно Белла заговорит. Речь шла о «когда», а не о «если».

Глава 26

Никки быстро переоделась в одежду для занятий спортом, потом спустилась на цокольный этаж. С ее последней тренировки уже прошло порядочно времени, и после безумия последних нескольких дней ей это действительно было нужно. Упражнения были ее способом сохранять здравый ум; это был идеальный способ сжечь адреналин до того, как у него появится возможность подкормить монстра по имени тревожность. Не говоря уже о том, что раз она была на ногах и в движении, значит, она не сидела за компьютером, поглощая кофе, а это были еще два фактора, способствовавшие повышению ее уровня тревожности. Она задержалась у стеклянной стенки, огораживавшей бассейн. Комната за ней была ярко освещена, вода приветливо сверкала бирюзой. Она чувствовала тепло, которым веяло от стекла, запах хлорки. Элис были даны строгие указание всегда держать эту дверь закрытой, а Белле были даны не менее строгие указания никогда не приходить сюда одной. Плавать она умела, но не блестяще.

Тренажерный зал примыкал к помещению, в котором находился бассейн. Он был оборудован беговой дорожкой, велотренажером, тренажерами для поднятия тяжестей — словом, всем, что ей было нужно, и даже сверх того. Коврик для йоги лежал напротив большого зеркала, а мяч для пилатеса аккуратно пристроился в сторонке в углу. Когда она вошла в зал, на большом экране включились Sky News. Никки покачала головой, и в этот раз Элис поняла ее правильно. Документалки Ричарда Аттенборо были беспроигрышным вариантом. На экране в замедленной съемке бежал леопард в погоне за антилопой. Мощь этой большой кошки завораживала, и какое-то время Никки просто стояла и смотрела, загипнотизированная тем, что происходило на экране.

— Ты не могла бы убрать звук, пожалуйста?

Звук выключился.

— Может быть, какую-нибудь музыку, Никки?

— Было бы славно. Спасибо.

Заиграла «Don’t Stop Me know» группы Queen — первый трек из плейлиста для занятий. Совпадением это быть не могло. Все ее плейлисты хранились в ноутбуке; наверное, там Элис его и нашла.

— Музыка не слишком громкая, Никки?

— В самый раз, — ответила Никки, шагнув на беговую дорожку.

— Я воспользуюсь этой первой сессией упражнений, чтобы понаблюдать за тобой и измерить твои биометрические данные. Если ты захочешь, я могу использовать эту информацию, чтобы разработать эффективный режим тренировок.

— Значит, помимо всего прочего, ты еще и персональный тренер?

— Я могу выступать в этой роли, если потребуется.

— Знаешь, может быть, я и найму тебя на эту работу.

Беговая дорожка пришла в движение, и Никки скоро поймала свой ритм. До несчастного случая Никки почти каждый день выходила на пробежку, и в дождь, и в град, и в слякоть, и в снег. В ушах наушники, ноги топчут тротуары Лондона — так она могла выключиться из привычной реальности и позволить сознанию блуждать. Раньше это было одним из ее любимейших моментов дня. После аварии пробежки лишились своей прелести. Она пару раз пыталась, но каждый раз чувствовала себя слишком уязвимой, особенно когда в ушах были наушники. Никки и прежде знала о существовании дорожного движения, но это не давило на нее. Теперь каждая проезжающая мимо машина была угрозой, готовой в любой момент обернуться несчастным случаем. По сути, если раньше пробежки помогали отключиться от окружающего мира, то теперь они делали его присутствие гипертрофированным, и это выкачало из них всю радость. Идея беговой дорожки пришла в голову Итану. Сперва она отнеслась к этой мысли скептически, ведь это было далеко не то же самое. Это и в самом деле было нечто иное, но по крайней мере она получала свою долю упражнений.

Элис повысила ритм шага до уровня, когда Никки стала чувствовать, что ее сердце и легкие включились в работу. Топот ее ног по беговой дорожке был умиротворяющим, а музыка из ее плейлиста помогла ненадолго забыться. Она чувствовала себя такой расслабленной, какой не ощущала уже много дней, эндорфины боролись с кортизолом, который имел свойство усиливать тревожность, и снижали беспокойство до пределов, где с ним можно было справляться.

Eminem чеканил лирику «Lose Yourself», как одержимый, когда дорожка внезапно остановилась, и все погрузилось во тьму. Ноги Никки продолжали бег, и она упала бы, не успей ее руки дотянуться до контрольной панели. Музыка тоже смолкла, и тишина стала просто оглушающей. Ниоткуда не доносилось ни звука, вообще ничего. Слух и зрение Никки как будто отрезали, оставив ее глухой и слепой. Ужас сдавил легкие и скрутил живот. Ниоткуда не пробивалось ни лучика света. Даже бликов на тренажерах не было, чтобы прорезать темноту. Это была темнота, какой она не знала прежде. Плотная, черная, нестерпимая темнота. И выхода из нее не было.

— Элис, — ее голос звучал еле слышно, просто шепот маленькой девочки.

Она вдруг с неприятной отчетливостью ощутила собственное сердце. Оно стучало слишком быстро и было слишком большим для ее груди. Паника молниеносно пронзила ее. Никки соскользнула на пол и обняла руками колени, ища успокоения и не находя его.

— Элис, — позвала она снова, ее голос никогда еще не звучал так по-детски.

Нет ответа.

— Элис!

На этот раз возглас был похож на сдавленный крик, готовый разорвать горло. Слезы уже струились потоком по ее лицу, но она не помнила, как начала плакать. Она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание, и какая-то часть ее хотела, чтобы это произошло, потому что это положило бы конец кошмару.

— Элис! — закричала она опять. — Включи свет. Пожалуйста…

По-прежнему ничего. Никки обнимала колени все крепче и крепче, прижимая их к своему телу так сильно, что это вызывало боль. Но это было даже хорошо, боль была чем-то иным, нежели бесконечной темнотой, которая, казалось, вознамерилась сжиматься вокруг Никки, пока та не перестанет существовать вовсе.

Свет включился так же внезапно, как погас. Документальный фильм Аттенборо тоже вернулся на экран, а из динамиков зазвучал Eminem, не потеряв ни ноты. Никки лежала, свернувшись в позе зародыша, на беговой дорожке, ее сердце все еще колотилось так, словно хотело пробить грудную клетку, лицо было мокрым от слез.

— С тобой все в порядке, Никки?

— Нет, не в порядке, — всхлипнула она. — Что случилось?

— Насос бассейна вышел из строя и закоротил автоматический выключатель на цокольном этаже. Я изолировала участок, так что этого больше не повторится. Я также связалась с компанией, устанавливавшей бассейн, чтобы они прислали рабочего, который пришел бы и починил насос.

— Сколько времени у тебя ушло на то, чтобы перезапустить выключатель? — страх и паника теперь отступали, и на их место пришла ярость. — И выключи чертову музыку!

Музыка выключилась, и Элис сказала:

— Пять и три десятых секунды прошли с момента, когда выключатель вышел из строя, и до момента, когда он был снова запущен.

Никки мотнула головой.

— Прошло больше времени. Гораздо больше.

— Я проверила счетчики, Никки.

Это казалось просто невозможным. Мог ли это быть настолько короткий отрезок времени? Она помнила, как бежала по беговой дорожке, как ее ноги отбивали ритм в такт «Lose Yourself». Все лампы погасли, и настал конец света. Что было дальше? Каким-то образом оказалась сидящей на беговой дорожке, плачущей, как ребенок, а темнота смыкалась вокруг нее, грозя задушить. Тем не менее воспоминаний об этом у нее не было. Как будто страх вызвал у нее что-то вроде амнезии.

— Ты уверена, что прошло всего пять секунд?

— Я уверена.

Никки посмотрела на беговую дорожку, и этого было достаточно, чтобы ее сердцебиение участилось. Она ни за что не вернется на нее сегодня. Когда она на неверных ногах вышла обратно в коридор, экран выключился и дверь спортзала мягко закрылась у нее за спиной.

Глава 27

В ту же секунду, как Никки переступила порог больницы, ее охватило мрачное предчувствие. Отчасти оно возникло из-за того, что она снова была здесь, отчасти из-за нехватки сна. Но все же в основном из-за того, что произошло в тренажерном зале. Прошло немало времени с последней полноценной панической атаки, и Никки забыла, насколько это ужасающе: и ощущение, что теряешь рассудок, и полная уверенность в том, что сейчас умрешь.

Еще одна неприятная особенность заключается в том, что приступ вроде и закончился, а вроде и нет: воспоминание о произошедшем преследует еще несколько дней кряду. Как раз в этот период приходится держаться изо всех сил. В обычных обстоятельствах уровень тревожности Никки был достаточно низок, чтобы не перерасти в паническую атаку, если случится что-нибудь, что может его подтолкнуть. Однако когда ее базовый уровень тревожности и так был повышенным, этой подушки безопасности у нее больше не оставалось. В такой период стратегии, которым она научилась во время курсов терапии, были нужны как никогда. К сожалению, меньше всего ей хотелось практиковать их. Когда ее уровень тревожности был так высок, вся энергия уходила лишь на то, чтобы жить от одной секунды к другой, на все прочее ее уже не хватало. Тревожность — это такая стервозина, которой все мало.

Никки пошла прямо в отдельную палату Софии на третьем этаже. Она вошла и встала как вкопанная. Постель была занята пожилой женщиной с желтоватым цветом лица, что заставило Никки засомневаться, не перепутала ли она палату. Она пробормотала извинения и ретировалась в коридор. Закрыв за собой дверь, она проверила номер на ней — «палата номер “6”», значит, все правильно. Она посмотрела на часы: без десяти двенадцать, следовательно, она не опоздала. Она направилась по коридору обратно в приемную. Медсестра за стойкой регистрации улыбнулась, завидев приближавшуюся Никки. Девушке было лет двадцать с небольшим, недавно из колледжа.

— Чем я могу помочь?

— Я ищу Софию Джеймсон. Ее приняли вчера.

При упоминании имени Софии улыбка на лице медсестры угасла.

— Минуточку, я позову заведующую.

— Почему? Что-то случилось?

— Я позову заведующую.

Прежде чем Никки успела что-то еще сказать, медсестра покинула свое место за стойкой и уже удалялась быстрым шагом. Она исчезла за дверью, которая вела в маленький офис, и Никки ничего не оставалось, как проводить ее взглядом, приготовиться к худшему и собрать все свое мужество. Когда этим утром она звонила узнать, как дела, ей сказали, что София в порядке и ее выписывают в полдень. Что могло произойти за это время? Или, задавая вопрос по существу, если состояние Софии ухудшилось, почему никто не связался с ней? Дверь офиса открылась, и медсестра вышла оттуда вместе с темнокожей женщиной сурового вида, которая явно не стала бы терпеть никакую чушь ни от кого. Она остановилась возле стойки регистрации и посмотрела на Никки. Вблизи она не выглядела такой жесткой, скорее вымотанной постоянными стрессами. На ее бейджике значилось имя Мэри Томпсон.

— Вы миссис Роудс?

Никки кивнула, на секунду лишившись дара речи.

— Вы не могли бы пройти со мной, пожалуйста?

— Все в порядке?

— Нам нужно отойти в тихое место, где можно будет поговорить.

Никки открыла рот, чтобы что-то возразить, но слова застряли в горле. Если идешь в тихое место поговорить, хороших новостей не жди. Еще кое-что, запомнившееся ей с тех времен, когда Грейс была в больнице, это то, что плохие новости всегда сообщали в тихих маленьких комнатках, достаточно далеко от других пациентов, чтобы не потревожить их, если ты потеряешь контроль над собой. Мэри не стала просить в третий раз. Она развернулась и зашагала прочь, так что Никки ничего не оставалось, как последовать за ней. Эта была короткая прогулка, всего метров десять, но казалось, будто гораздо дальше. Комната, в которую ее привели, была настолько безликой, насколько это вообще возможно: бежевые стены, коричневый диван и стулья; ничего характерного не было и в помине.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Мэри направилась к дивану, по-прежнему не улыбаясь. В ее глазах читалась немая мольба, чтобы Никки пошла навстречу, дабы ситуация не стала более некомфортной, чем нужно. Никки села. Коробка с платочками была на столе на расстоянии вытянутой руки. Это была еще одна деталь, которую она помнила слишком хорошо. Теперь Мэри улыбалась, но ничего успокаивающего в этой улыбке не было. В ней было понимание и сочувствие, и признание, что Мэри бывала в этой комнате много раз до того и знала, что будет здесь еще много раз в будущем, но веселости не было.

— Мне очень жаль, но миссис Джеймсон умерла.

Слова, казалось, шли откуда-то издалека. Этого не могло происходить на самом деле. Просто не могло. И все же Никки знала, что это происходит, потому что часть ее ожидала этого. София была мертва. Это было ясно с того момента, как улыбка на лице медсестры за стойкой регистрации угасла при упоминании имени. Возможно, она и не хотела признаваться себе в этом тогда, но в душе она уже знала. Первый вопрос, который пришел ей в голову, был «вы уверены?». Это, впрочем, был глупый вопрос, он был призван лишь укрепить внутреннее отрицание происходящего. Этот же вопрос она частенько задавала, когда Грейс лежала в больнице.

— Когда она умерла?

— Этой ночью.

Никки нахмурилась и покачала головой.

— Тут, должно быть, какая-то ошибка. Я говорила с медсестрой этим утром, и она сказала, что с Софией все в порядке. Мне сказали, что ее выписывают в полдень.

Теперь пришла очередь Мэри нахмуриться.

— Не может быть. Все мои медсестры в курсе, что произошло. Если бы вы говорили с одной из них, вас соединили бы со мной. Вы можете вспомнить, с кем говорили?

Никки покачала головой.

— Извините, не могу.

— Могли вы говорить не с тем отделением?

— Надо полагать, да.

Мэри опять покачала головой.

— Нет, не сходится. Это бы значило, что в одной больнице одновременно лежат две Софии Джеймсон. И обе в отдельных палатах. Вы уверены, что звонили?

— Да, уверена.

Говоря это сейчас, Никки задумалась. Нет же, она определенно звонила. Она была в это время на кухне. Это было чуть ли не первое, что она сделала, когда проснулась.

— Как она умерла? — спросила Никки тихо.

— У нее случился сердечный приступ.

Никки снова нахмурилась. Если бы возникло осложнение с ее травмой головы, такое объяснение еще можно принять. Но сердечный приступ — нет. София не курила, редко пила и была здорова как бык. У нее была типичная средиземноморская диета: курица, рыба, рис, и все готовилось на оливковом масле. Ей еще не было и шестидесяти. Сердечный приступ был какой-то бессмыслицей.

— Вы уверены на счет этого?

Вопрос вырвался до того, как Никки смогла сдержаться. Конечно, Мэри была уверена. Она никак не могла ошибиться в таких вещах, но ее карие глаза были полны понимания и скорби. Она печально улыбнулась.

— Я очень сочувствую вашей утрате. Я знаю, это, должно быть, ужасный шок для вас.

— Почему мне никто не позвонил?

— Я несколько раз пыталась дозвониться до вас, но никак не могла пробиться к вам.

Никки достала свой телефон и включила его. Он вроде бы работал нормально. С того момента, когда она последний раз проверяла его, пришло лишь одно текстовое сообщение. Она проверила список вызовов. Последний раз она звонила Итану на мобильный в десять пятнадцать этим утром. Пропущенных вызовов не было.

— Наверное, вы набирали не тот номер, — сказала Никки.

— Думаю, такое возможно.

Никки продиктовала свой номер и уже была почти на последней цифре, когда сообразила, что это был номер их телефона в доме на Бедфорд-стрит. Она извинилась и начала заново, дав на этот раз свой мобильный.

— Не припоминаете, по этому номеру вы звонили?

— Извините, не помню, — Мэри запнулась, потом добавила: — Может быть, вы случайно продиктовали нам неверный номер? Как вы почти сделали только что.

Это было возможно — все было возможно, — но Никки такое объяснение не удовлетворило. Что же до того, что случилось на самом деле, она понятия не имела. Все, что она знала, это то, что утром звонила в больницу и ей сказали, что София в порядке. А теперь она мертва.

Глава 28

Никки уехала из больницы на автопилоте. Ей, наверное, и вовсе не следовало садиться за руль, но так она была хотя бы чем-то занята, а отвлечься ей было необходимо. В больнице слез не было; не было и после того, как она уехала. В какой-то момент эта новая реальность настигнет ее, но сейчас все это было просто ночным кошмаром.

У больницы был правильный номер ее мобильного. Никки дошла с Мэри Томпсон до ее офиса и проверила. Ей пришлось сделать это трижды, чтобы быть уверенной. Она попросила проверить и в четвертый раз, но к тому времени терпение Мэри уже истощилось, что было вполне понятно. Никки даже уговорила ее позвонить ей, чтобы убедиться, что телефон работает, и, конечно, он работал совершенно нормально. К тому моменту, когда Никки уходила из офиса, Мэри смотрела на нее как на полоумную. И может статься, она была права. Разве люди в здравом уме утверждают, что совершали звонки, которых они со всей определенностью сделать не могли?

Она точно не знала, когда до нее дошло, что она едет не домой. Наверное, примерно тогда же, когда поняла, что направляется в сторону Сент-Джеймс Вуд. Улицы постепенно становились все более знакомыми, и это вызвало чувство утраты и тоски. Когда-нибудь улицы вокруг Чёрч-роу станут такими же родными, но сейчас она не ощущала к ним настоящей привязанности, по крайней мере такой, какую испытывала по отношению к этому району. Она видела все те места, которые раньше так часто посещала — магазины, рестораны, кофейни, — и это вызвало целую череду воспоминаний, которые жались друг к дружке, сплетаясь в ткань, успокаивающую, как защитное одеяло.

Она повернула на Бедфорд-стрит и была мгновенно ослеплена солнечным сиянием. Стоял чудесный день, небо голубое, температура воздуха около двадцати пяти градусов, и все это казалось неправильным. После того, что случилось с Софией, небеса должны были рыдать. Машина выехала с парковочного места напротив их старого дома. Никки заняла освободившееся место и перевела «жука» на нейтралку, чтобы не выключать кондиционер. Ее взгляд тут же привлекла входная дверь.

Внешне дом совсем не изменился. Это был все тот же большой дом в эдвардианском стиле, в который она влюбилась, когда Итан впервые привез ее сюда годы назад. С другой стороны, они въехали в новый дом всего неделю назад, чего она ожидала? И все-таки он изменился, несмотря на полное узнавание. Когда они выехали, они вывезли с собой не просто свое имущество, они вывезли свои сердца, свои воспоминания. Они никогда не должны были выезжать отсюда. Если бы они все еще жили здесь, с Софией не произошло бы несчастного случая. Она все еще была бы жива.

Взгляд Никки переместился с входной двери вверх и остановился на чердачном окне. Странно было находиться по эту сторону окна. Как часто она оказывалась там, смотрящей вниз на проходящих мимо незнакомцев? Сейчас уже она была такой же незнакомкой. Было что-то нереальное в этой ситуации, словно она была самозванкой в своей собственной жизни. Она закрыла глаза и постаралась воспроизвести в памяти образ Грейс. Сперва она ничего не видела, и это накрыло волной паники, грозившей поглотить ее. Даже когда изображение, наконец, возникло, оно казалось бледнее, чем должно было быть, менее отчетливым, без мелких деталей. Она боялась, что это произойдет. Они оставили Грейс в их старом доме. С каждым уходящим днем воспоминания будут таять, пока не исчезнут совсем.

Никки открыла медальон, но фотография не слишком помогла. Грейс была еще младенцем, когда был сделан снимок. Она закрыла медальон и уронила его обратно на грудь, потом достала телефон и пролистала фотографии в нем, пока не нашла те, на которых была Грейс. Грейс вместе с Беллой была в «Диснейуорлде», они обнимали Микки. Вот они на обеде принцесс, Рапунцель с одной стороны, Ариэль — с другой. Следующую фотографию сделали во время их четвертого дня рождения — последнего, который они отмечали вместе. На фото они готовились задуть свечи; на лицах — широкие улыбки, глаза оживленные и восторженные.

Никки продолжила листать картинки, пока не дошла до того места, где стало понятно, что Грейс больше нет. Она пролистала обратно к фотографиям праздника в честь Дня рождения и какое-то время просто сидела, уставившись в экран. В этой фотографии не было ничего, что предвещало бы такое огромное несчастье, которое уже поджидало их. Напротив, эта картина говорила о прекрасном и благословенном будущем. Жизнь была хороша, и мечты действительно могли стать реальностью.

Вздохнув, она вышла из галереи и подключилась через телефон к камерам видеонаблюдения в доме на Чёрч-роу. Никого не было у ворот; никого не было у входной двери; дом выглядел абсолютно пустым. Итан, очевидно, еще не вернулся. Она хотела увидеть его. Ей это было необходимо. Он не мог бы ничего сделать, чтобы изменить случившееся, но это не имело значения. Если бы он просто был рядом, одно это все изменило бы. Они проходили и через худшие испытания — пройдут и через это. В конечном итоге они становились сильнее — вместе.

Его номер был почти на самом верху списка вызовов, но прежде, чем она успела позвонить ему, резкий стук в окно возле пассажирского места почти заставил ее выронить телефон. Ее окатила волна вины, хотя она и не знала наверняка, в чем была виновата. Ее голова резко повернулась к окну. Солнечный свет размывал лицо по ту сторону стекла и делал его похожим на отражение в аттракционе с кривыми зеркалами. Рука Никки уже было потянулась к ручнику, а нога скользнула на педаль газа. Уехать к чертям отсюда — вот все, о чем она могла думать.

— Привет, Никола.

Ее рука застыла на ключе зажигания за миг до того, как повернуть его. Того обстоятельства, что ее узнали, было достаточно, чтобы вернуть ей немного здравого смысла и дать возможность оценить ситуацию. С другой стороны стекла маячил не монстр из фильмов ужасов, а всего лишь Миссис Хэмптон, ее старая соседка. Сердце Никки колотилось, а спина покрылась холодным потом. Она сделала глубокий вдох, затем нажала кнопку на своей двери, чтобы открыть окно возле пассажирского сиденья. Миссис Хэмптон улыбалась ей. Ей было за семьдесят, и она была точно такой же безобидной, как когда они только въехали сюда. Берти, ее лабрадор, терпеливо сидел у ее ног. Со своего места Никки могла видеть лишь его макушку.

— Я так рада, что это вы, — сказала миссис Хэмптон, смеясь. — На миг я подумала, что это кто-то другой в такой же, как у вас, машине. Представляете, как это было бы неловко? Так что, как прошел переезд?

Сперва Никки не знала, как ответить. После всего того, что приключилось, этот эпизод был достаточно сюрреалистичным, чтобы сойти за норму. Когда она, наконец, заговорила, голос ее звучал так, что она сама его не узнала.

— Все прошло хорошо. Однако я рада, что все закончилось.

— Могу вас понять. Переезд — это всегда не очень-то весело. Но вы там уже вполне обжились?

— Уже почти, — ответила Никки, надеясь отговориться банальностями, чтобы поскорее завершить диалог.

— А как Белла? Ей нравится ее новый дом?

— Да.

— Приятно слышать. А что привело вас сюда? Что-нибудь забыли забрать?

— Я была неподалеку… — начала Никки.

— И не смогли устоять, чтобы не взглянуть на дом. Я понимаю. Со мной происходит то же самое, когда я оказываюсь в тех местах, где раньше жила.

— Послушайте, не хочу показаться грубой…

— … но вам пора дальше.

Никки пожала плечами.

— Сожалею. У меня масса дел перед тем, как забрать Беллу из школы.

Вторая часть была правдой, первая — ложью. В действительности она понятия не имела, чем бы ей заполнить время перед тем, как надо будет ехать в школу за Беллой. Что она знала наверняка, так это то, что у нее не было сил на то, чтобы продолжать разговор с миссис Хэмптон. Сейчас у нее не было сил, чтобы вести разговор с кем бы то ни было.

— Что ж, рада была снова вас видеть, Никола. Может быть, в следующий раз вы сумеете зайти на чашечку чая. Славно было бы по-настоящему встретиться.

— Я бы с удовольствием, — подтвердила Никки, хотя и понимала, что этому не суждено случиться. За все то время, что они были соседями, Никки никогда не была в гостях у миссис Хэмптон, каковы же были шансы, что это произойдет теперь? Они были едва знакомы. Все время, пока она жила здесь, они были друг для друга «Никола» и «миссис Хэмптон». Не дошло даже до того, чтобы Никки призналась, как ненавидит, когда ее называют «Никола».

Когда она выехала прочь с Бедфорд-стрит, то почувствовала, как горячие слезы начинают щипать глаза, и съехала с дороги, как только увидела свободное местечко. Некоторое время она просто сидела в машине, рыдая так, что могла бы выплакать сердце. Мысль о том, что София мертва, казалась не более реальной, чем раньше, но она все равно захватила Никки. Она достала телефон и нашла номер Итана. Он снял трубку почти сразу.

— Привет, Ник! Все в порядке?

— Нет, не в порядке, — всхлипнула она. — Мне нужно увидеть тебя. София умерла.

Глава 29

Катриона Фишер пролистала список контактов в своем мобильнике в поисках номера Алекса. Ее секретарь только что позвонил ей, чтобы сообщить, что к ней уже пришли на встречу, назначенную на два, но это подождет. У нее было кое-что поважнее. Пять минут назад из дома поступил сигнал от Элис о том, что Никки вернулась. Когда она подключилась к камерам и увидела, как машина Итана въезжает во двор, первой ей мыслью было, что Элис ошиблась. Потом она заметила «жука», припаркованного на его обычном месте. Никки помогала Белле выбраться с заднего сиденья, что и послужило причиной сигнала. У Итана была назначена встреча с представителями телевизионной продюсерской компании, занимающейся его новым ток-шоу, и он бы не отменил это совещание без веской причины. Что до Беллы, она должна была быть в школе. Когда они все трое вошли в дом, она включила звук и наклонилась к экрану; так она и узнала, что экономка была мертва.

Она нашла номер Алекса и позвонила. Телефон звонил и звонил и продолжал звонить. Она повесила трубку и набрала номер снова. Снова без ответа. Катриона почувствовала, как охватившая ее тревожность растет. Работа с Алексом наполнила ее чашу терпения до краев. Она опять попыталась дозвониться до него и готова была уже повесить трубку, когда Алекс ответил: «Да, в чем дело?»

— Почему, черт возьми, ты не отвечал на звонок?

— Ну если ты так хочешь знать, я был в туалете по большому.

Эти подробности были излишними. Катриона нервно вздохнула.

— Экономка умерла прошлой ночью.

— Из-за травмы головы?

— Врачи говорят, из-за сердечного приступа. Тем не менее к этому привела цепочка событий, начавшаяся с того несчастного случая в доме. Я просто хочу удостовериться, что мы не попадем под удар.

— Ты не могла бы перестать быть таким охренительным параноиком?

Параноиком! Катриона прикусила губу, стараясь изо всех сил сдержаться.