Шестой моряк Филенко Евгений

— Да уж, — сказал Бьярки. — С подойником непросто вести умные беседы. А отчего капуста приехала случайно? Не намеревалась ехать, а как-то само так сложилось? И на чем? Наверное, на оленях?

— Еще один совет, — произнес Локи. — Не требуй, чтобы я пускался в объяснения. Я и сам иногда ни тролля не понимаю. Одно скажу: олени хороши для езды утром ранним, а не вечером славным. Так что просто слушай и воображай, как оно могло бы быть. А рот раскрывай, только если уж вовсе невмочь станет.

Точно взмолилась

зима безраздельная.

Но как некстати

Семья дивовидная

Вдруг задержалась,

причины не ведая.

Погреб внутри

напугался изрядно.

Молча за падалью

раб надзирал.

Это норвежец

с норвежцами бражничал.

Это вода,

глубока и прохладна,

Всё дожидалась

героя бесстыжего.

Мрачный ведун

знак обнаружил,

Знак, что напористо

громкоголосого

Скальда трясет.

— Видать, недобрый был знак, — заметил Бьярки. — Не иначе магическая руна. Ничем иным здешних скальдов не проймешь. Хотя бы того же Финнбоги...

— Окажи мне честь — заткнись, — промолвил Локи.

Еж, утомившись,

думал о значимом.

Пальца хрустального

лишился стервец.

Брага приволье

себе обретала

В бочке, что помнила

асов рожденье.

Ведьма домашняя

грызла корову.

Пришлый боец

нагло справил нужду.

Парень отнюдь

не забыл о баране.

Мрачный безумец

внушал Медвежонку:

«Быть в том не может

сомнений: остался

Тринадцатый».

— Там и про меня написано? — обрадовался Бьярки.

— Там про всех есть, — сказал Локи. — Но не думаю, что каждому, кто упомянут в моих книгах, это придется по нраву.

— Вот только не припомню, чтобы мне доводилось в последнее время беседовать с безумцами, — усомнился Бьярки.

— Ты понимаешь строки из книг слишком буквально, — сказал Локи. — Вполне возможно, событие, о котором в них говорится, еще не наступило. Или наступит в следующем мире. Или не наступит никогда. На твоем месте я бы сильнее озаботился тем, что тринадцатый остался.

— Не пойму отчего, — проговорил Бьярки, — а мне куда больше не нравится ведьма, что напустилась на несчастную корову. Да и брага, что вряд долго удержится в древней бочке — та уж давно рассохлась, поди.

— Если только не принять во внимание, — сказал Локи, — что «древней бочкой» я вполне мог в ту давнюю пору величать старину Браги[31] , муженька нашей Идунн,

и уж менее всего с намерением воспеть его поэтические достоинства. И порази меня железная колотуха Тора, если я помню, что или кого мы тогда не поделили.

Лошадь всю ночь

ожидала убийцу.

Грозный медведь

с прилежаньем великим

Холил-чесал

свой подшерсток обильный.

Глупый ирландский

герой Беовульф,

Люто сразивший

чудовище Хрюнделя,

Часто нос к носу

моржа лицезрел.

Вкопанный глаз

посмеялся недобро

Над неумело

подвешенным конунгом.

Не без причины

робел перед хижиной

Тролль скудоумный,

скалы обитатель.

А долговязый

Арни Железный,

Сын Свартньёгра

Законоговорителя,

Ужрался.

— Бывает с ним такое, — подтвердил Бьярки, — редко, но бывает. Хотя такого здоровенного лося, как наш Арни, совсем не просто свалить с ног выпивкой. Но кого ты назвал здесь грозным медведем, который вдруг решил уделить внимание своей шерсти вместо того, чтобы доказать свою силу и ярость, уж не меня ли?

— Не думай, что ты единственный в Стране Льдов, кто носил имя Медведя, — сказал Локи. — Я вижу смысл этой строки в том, что кому-то понадобилось время, дабы проявить себя во всей красе. Долго чесался, да скоро поднялся! А вот откуда здесь взялся морж, и, самое странное, зачем — это для меня остается загадкой.

— Может быть, увидеть моржа — какая-то старинная и потому забытая уже примета, — предположил Бьярки. — Вопрос только, дурная она или добрая.

— Или иносказание, — промолвил Локи. — Кто-то, мол, опившись браги, видит двергов и троллей. А кто-то — моржей. Хотя твое предположение мне нравится больше. Увидел-де моржа — готовься к почетной смерти. Ты, верно, знаешь, что морж охраняет двери Вальхаллы?

— Впервые слышу, — отвечал Бьярки.

— И я тоже, — сказал Локи. — Это я только что придумал. Вот было бы забавно: поднимаешься ты на порог Вальхаллы в рассуждении присоединиться к эйнхериям, отведать вечно свежей кабанятины и вечно хмельного козьего меда[32] — а тебя встречает свирепым хрюканьем усатое и клыкастое мурло! Жаль только, записать нечем, да и некуда... Что я вижу? — вдруг воскликнул Локи. — На твои глаза навернулись слезы! Тебя так огорчила моя выдумка с моржом?!

— Нет, — сказал Бьярки и всхлипнул. — Лошадку жалко.

— Не грусти, — сказал Локи. — Возможно, это был не для нее убийца.

Асгард слепящую,

лучшую бронзу

Уст приложеньями

яро приветствовал.

Вёсен смельчак

сна покровы застиг.

Нос не учуял

медвежонка несносного.

Страх снарядил

темным голосом белые

Стронуть покровы

Дочь Ярла славную.

Вертел заржавленный

грезил рекою.

Трапеза пышная

тинг веселила.

Пьяница истово

качал на коленях

Аса.

— Постой, как это он мог качать аса? — поразился Бьярки.

— Очень просто, — пожал плечами Локи. — Что тебя удивляет? Мой папаша никогда не был трезвенником. И асом, кстати, не был — всего лишь великаном. Неужто ты думаешь, будто моя матушка ни разу не доверила ему понянчить собственного отпрыска?!

Жемчуг смотрел

задушевно и ласково.

Гроб между тем

в рассужденья пустился.

Оттель Долдон,

своей кротостью славный,

Спорить затеял

с безумным кувшином.

Откель Разумник,

что в законниках числился,

Выкатил ковш,

не оставив сомнений.

Сходна беседа

с освежеванным ветром.

Бьёрк Косоглазая

злобно вздохнула.

Острый вопрос

встал со всей незавидностью.

Рьяно сустав

всем дорогу сулил.

Полярный сосед

хаял юбку холщовую.

Молча преследовал

Тюра безрукого

Призрачный хлев.

— Вот ты обещал, что я сойду с ума, — сказал Бьярки. — А я сейчас хохотать начну. Как хлев может преследовать самого Тюра, конунга всех битв?!

— В кошмарах, — сказал Локи. — Да так, что Однорукий просыпается в холодном поту и уцелевшей рукой нашаривает меч, который он всегда держит в изголовье. «Призрачный хлев» — это же пасть Фенрира, в которой Тюр по собственной заносчивости потерял руку!

Ётун нехитрый

напрасно гнездился.

Злой холостяк

пустозвонил без толку.

Носатый ведун

без ума приговаривал.

Пьяница бил

корову муругую.

Моржовая дева

отчаянно прыгнула.

Темная драпа

разрешилась вдруг висой.

Маленький ас

образумил Дочь Ярла.

Что ж он наивно

в тени пригорюнился?

Разрушительный дурень

внимательно вперился

В героя ирландского

Беовульфа,

Поражающего чудовище Хрюнделя.

— Это ты про Оттеля Долдона? — спросил Бьярки. — Слышал я, как он пялился на ту парсунку, что висит у Хейд Босоногой в изголовье. А уж иначе как разрушительным его и не назовешь! Одно слово — берсерк! Вот только не пойму: как из драпы может получиться виса? Вису произносят от широты душевной, единым порывом. А драпу полагается сочинять неспешно и обстоятельно, нанизывая один стих на другой.

— Но ведь это темная драпа, — сказал Локи. — Неужели непонятно?

— Нисколько, — признался Бьярки.

— Тяжело с вами, людьми, — вздохнул Локи. — Иногда вы кажетесь ничуть не умнее ётунов. И какой дурак вас выдумал?

Ржавая глотка

с трудом говорила.

Нос изумленный

сетовал горько

На бабу последнюю,

в то время как разум

Живописал себя

властью обиженным.

Пробовал задницу

звонкий комар.

Ворон больной

слишком поздно увидел

Фенрира, к хворям его

безразличного.

Ветхий драккар

надругался над лодкой.

Вода походила

на мертвенный серп.

Бьярки младой,

не по годам молчаливый,

Плыл.

— Я и впрямь все время молчу, — сказал Бьярки. — Только никуда не плыву, да и не собираюсь.

— Напрасно ты так думаешь, — сказал Локи. — Мы все плывем, и нет нам ни мгновения роздыху.

— Как такое возможно? — подивился Бьярки. — Я сижу, ты сидишь, книги лежат, огонь горит...

— И в то же время все это плывет по Реке миров, — заметил Локи.

— Ты говоришь о Гиннунгагане? — спросил Бьярки. — О мировом хаосе, породившем первого великана Имира?

— Скорее, о той бездне, что пришла на смену Гиннунгагапу, — пояснил Локи, — потому что хаосом ее точно не назовешь. В хаосе-то не заскучаешь! Потому я и здесь, чтобы заправить пресную похлебку мирового порядка щепоткой пряного хаоса. В этой правильной, законопослушной бездне степенно и неотвратимо плывут от начала к концу времен все миры. А я, без всякой надежды на успех, снова и снова пытаюсь сбить их с раз и навсегда намеченного пути. Как тебе такие строки:

Не прекословя напрасно,

собака

В гроб безыскусный

лила безвозмездно.

Задницу сбили со счету

вороны.

Над чужаками

тинг надругался.

Заяц поведал

без тени смущенья,

Как длинная сволочь

врата своротила.