Неистовые джокеры Мартин Джордж
— Не здесь!
— Ты прав, — Она перехватила взгляд подруги и кивнула в сторону двери в мужской туалет.
— Хорошая мысль, — одобрила Розмари. Потом сказала мужчине: — Мои друзья присоединятся к нам через несколько минут. Даю вам слово, что они не… вооружены. — Она взглянула прямо в непрозрачные стекла его очков. — У вас есть имя?
— Ладно, только быстро. — Он лениво махнул в сторону уборной. — Вы всегда водите компанию с наркоманами?
Розмари протянула руку к чайнику и налила себе чаю.
— Нет.
— Морелли, — представился мужчина.
— Очень приятно.
Вонищенка повела Джека в уборную.
— Пожалуй, лучше я войду первым. — Он протянул руку и ухватился за дверной косяк, чтобы не упасть.
— У тебя не получится, — спокойно сказала Вонищенка.
— Твоя вера в меня на редкость трогательна. Хотя, с другой стороны…
Вонищенка открыла дверь и вошла внутрь. У писсуаров никого не было, но из кабинки только что показался вьетнамец в перепачканном кухонном фартуке. От неожиданности у него вырвалось какое-то восклицание, он поспешно сполоснул руки и бросился прочь, бормоча себе под нос что-то на языке, которого Вонищенка, к ее превеликой радости, совершенно не знала.
— Заходи, — велела она Джеку.
Дверь за ним захлопнулась.
— Не знаю, смогу ли я, — выдавил Джек. — Иногда у меня не получается его вызвать. Сейчас мне трудно сосредоточиться: слишком больно. Я…
— Снимай одежду.
— Что? — Он попытался улыбнуться. — Вонищенка, сейчас не время.
Ее сердитый взгляд заставил его умолкнуть.
— У меня нет с собой запасной одежды для тебя. Если ты не разденешься, от твоих вещей останутся одни обрывки. Ясно?
— А-а. Ну да.
Он отвернулся в сторону и принялся расстегивать рубаху. Не думая о своем костюме, Вонищенка уселась прямо на грязный кафельный пол. Джек разделся и нерешительно поглядел на нее. Сверток с одеждой он держал перед собой.
— Ложись.
Джек сглотнул и растянулся на полу перед Вонищенкой. В туалете было не очень просторно, и ему пришлось засунуть ноги под зеленую перегородку, за которой находились кабинки. Вонищенка протянула руку и отодвинула сверток с одеждой на безопасное расстояние. Потом, держа его голову обеими руками, она проникла в его сознание и принялась нащупывать ключ к его преображению.
— Отпусти боль. Не пытайся подавить ее.
Грубый голос, которым Вонищенка говорила уже много лет, куда-то исчез. Теперь в ее речи звучали спокойные тона — так она успокаивала своих животных. Она подстроила свое дыхание под этот ритм и начала поглаживать голову Джека.
Женщина знала, как это делается, хотя прежде ее целью всегда бывало не выпустить зверя на волю, а обуздать его.
Под прикосновениями ее ладоней Джек начал расслабляться. Он представлял, как ведет ее все ниже и ниже по уровням своего сознания. Она уверенно обходила барьеры, не затрагивая его сокровенного «я». Кошки всегда подбивали ее подглядеть. Из дружбы и в силу собственной почти патологической скрытности Вонищенка противилась этому искушению.
Пробираться по сознанию Джека было все равно что двигаться, ориентируясь по обонянию. Город, его обитатели и сама Вонищенка — все это обозначалось в его мозгу своим неповторимым запахом, а не образом или словом, это шло в цепочке сознания много позже.
Наткнувшись на запах трясины, гниющей смерти и разложения, Джек остановился. Почувствовав страх — он опасался никогда не вернуться оттуда, — Вонищенка ответила ободряющим мысленным прикосновением. Но именно ее несокрушимая воля заставила его снова погрузиться во мрак и царство запахов, которые составляли основу крокодильей сути. Человеческий разум Джека уступил место другой его ипостаси, и Вонищенка выскользнула прочь из его мозга, в который уже рвалось звериное сознание. Затхлый болотный дух и вызывающий рев аллигатора преследовали ее по пятам.
Она снова очутилась в собственном теле, инстинктивно отпрянула, больно ударившись головой о фаянсовый бок раковины, и отдернула руки от массивной крокодильей морды, лежавшей у нее на коленях. Аллигатор подскочил и издал тот самый вызывающий рев, который Вонищенка только что слышала. Она судорожно набрала в грудь побольше воздуху, проникла в сознание рептилии и успокоила ее. Колотя хвостом по полу, он попятился назад — в тесной уборной было не развернуться.
Снаружи послышался голос Розмари, и Вонищенка вскинула голову. Дверь в уборную была приоткрыта, и в щель заглядывал взволнованный метрдотель-вьетнамец. При виде этого невероятного зрелища глаза у него расширились, он зажал рот рукой и поспешно захлопнул дверь.
Вонищенка оглянулась на аллигатора и принялась искать в его сознании рычаг, который заставил бы его отрыгнуть книги. Обнаружив воспоминание о ядовитом мясе, она направила зверя к кабинкам.
Его ментальный отклик оказался столь сильным, что ее саму едва не стошнило.
Аллигатор изрыгнул содержимое желудка на пол и в унитаз. От вони полупереваренной пищи передернуло даже Вонищенку, привычную к большинству проявлений как жизни, так и смерти. Успокоив взволнованную рептилию, она поднялась и принялась брезгливо рыться в поисках завернутых в полиэтилен книг. К счастью, они нашлись быстро. Она ополоснула сверток под краном. Аллигатор замолотил хвостом, разнося перегородку кабинок в щепу, и издал глубокий горловой рык — недовольный, голодный.
Вонищенка проникла в его сознание и начала отделять человеческую суть Джека от сознания рептилии. Не прошло и двух минут, как на холодном полу, где только что находился аллигатор, дрожа, лежал Джек. Он сжался в комочек от ударившего в нос зловония и воспоминаний, и женщина сунула ему в руки ворох одежды.
— Так надо было сделать.
Она намочила бумажное полотенце и ласково вытерла ему лоб.
— Каждый раз я думаю, что никогда больше не стану человеком. — Джек смотрел в стену. — Когда это наконец произойдет, возможно, так будет лучше.
— Не для Корделии.
«И не для меня». Но эта мысль осталась невысказанной.
— Корделия. Да. Верно. — Его голос ничего не выражал, — Давай покончим с этим делом.
Он уже оделся и толчком распахнул дверь. Вонищенка вышла из уборной следом за ним. В конце зала они увидели Розмари в обществе уже четырех мужчин: к молодым людям присоединилась пара постарше.
— Роза-Мария, мы испытываем глубочайшее уважение к памяти твоего покойного отца, но не можем позволить тебе вмешиваться в дела Семьи.
— Дела Семьи — это и мои дела тоже. — Розмари бросила взгляд на приближавшихся Вонищенку и Джека. — Я — Гамбионе.
Она взяла чуть влажный сверток, который передала ей подруга. Пожилые мафиози обменялись недовольными взглядами. Вонищенка поняла, что разговор продолжается примерно в том же духе уже некоторое время.
— У меня есть к Семье одно предложение. — Розмари положила книги на стол и оперлась на них. — Я хочу, чтобы меня слышали все капо.
— Ты — женщина, — заметил высокий.
— Роберто, пусть она скажет. Нам надо принимать решения, а это препирательство нас задерживает.
Морелли открыл дверь. Розмари вошла первой, Джек с Вонищенкой — следом. Мафиози попытался преградить дорогу спутникам Розмари. Она впилась в капо таким взглядом, что в конце концов он сдался и пропустил их внутрь.
Кабинет оказался длинным и узким, и почти все его пространство занимал стол, за которым сидели капо Семьи с траурными повязками на рукавах. Они яростно спорили, каким образом лучше всего отомстить за смерть дона Фредерико.
У застланного белоснежной скатертью стола стоял мужчина и внимательно прислушивался к обсуждению. При виде Розмари, Вонищенки и Джека он поднял глаза.
— Это те самые люди, у которых книжки?
— Да, дон Томазо, — ответил высокий капо, которого Морелли товарищ назвал Роберто.
Розмари подошла к краю стола и положила книги на скатерть, но из рук их не выпустила. Вонищенка остановилась рядом с ней. Джек ушел в конец комнаты и встал у окна, глядя на темный переулок.
— Благодарю тебя, Роза-Мария. — Голос у дона Томазо был сладкий, елейный. — Благодарю тебя за то, что принесла нам эти книги.
Вонищенка напряглась и сузила глаза. Этот человек очень ей не нравился. В случае необходимости она без колебаний вцепится ему в горло. Она наморщила нос. Запах рыбной подливки заставил ее вспомнить о том, что она тоже давно не ела.
— Синьорина Гамбионе, с вашего позволения, дон Томазо.
Пальцы Розмари крепче стиснули книги. Она встретилась взглядом с мужчиной. Вонищенка ощутила нарастающее в обоих напряжение и почувствовала, как откликнулись на это напряжение ее мышцы. С улицы донесся скрежет захватов мусоровоза и лязг переворачиваемого мусорного бачка. Молчание в кабинете затягивалось. Дон Томазо первым склонил голову в знак уступки.
— Эти книги — не подарок, — сказала Розмари. — Они принадлежат мне. Я решаю, кто получит к ним доступ.
— Вы говорите как человек, не принадлежащий к Семье.
Дон Томазо глазами сделал знак мужчине, который сидел от него справа. Вонищенка перехватила это еле уловимое движение. И снова пожалела, что у нее нет ни когтей, ни зубов, как у ее питомцев.
— Я говорю как человек, который едва не стал свидетелем краха Семьи Гамбионе. Нас обложили со всех сторон, а вы сидите здесь и препираетесь, как отомстить врагу, которого даже не можете назвать. — Розмари обвела собравшихся сердитым взглядом и тряхнула книгами. — Если вы пойдете тем же путем, что и Мясник, Гамбионе обречены!
За стеной послышался крик боли. Дверь с треском распахнулась.
— Ух ты! — присвистнул Джек.
Вонищенка бросилась к Розмари, но была сбита ног тощим посетителем, который ворвался в кабинет. Он проворно выхватил книги у Розмари и, убегая, подставил ей подножку.
— Стой, или умрешь!
Это произнес дон Томазо.
Вонищенка, пытавшаяся поддержать Розмари, увидела, как дон Томазо выхватил начищенную до блеска «беретту» и прицелился в убегающего посетителя. К ее изумлению, вор хрипло расхохотался и остановился. Криво усмехнувшись, он развернулся и в упор взглянул на дона, и тот судорожно выстрелил один раз и мешком рухнул на стол. Остолбеневшие капо как по команде принялись палить по вору, который мчался к окну. Удары пуль едва ли замедлили его продвижение. Мафиози, которые пытались перерезать ему дорогу, падали под его взглядом как подкошенные, точно он каким-то образом отражал их пули.
— Джек! Отойди! Быстро!
Но в тот самый миг, когда Вонищенка выкрикнула свое предупреждение, она увидела, как Джек преградил дорогу убийце.
Их глаза встретились, и лицо оборотня начало покрываться грубой чешуей, оно вытянулось и превратилось в рыло, зубы удлинились и заострились. Вор на мгновение заколебался, и пули капо настигли его. Тогда он попытался перескочить через громадную рептилию, которая отрезала ему подступ к окну.
Аллигатор, вскинув голову, цапнул вора за ногу. Тот закричал от боли и ужаса и полетел кувырком, заливая пол кровью из искалеченной лодыжки. Оконное стекло со звоном разлетелось, и тощий стал падать вниз, прижимая книги к груди и сжавшись в комок, как раненая змея.
С улицы донесся глухой удар и рев набирающей скорость машины. Подбежав к окну, мафиози принялся бестолково палить вслед удаляющемуся мусоровозу.
— Дон Томазо, что же теперь делать? — наконец вопросил он мертвеца.
Труп ничего не ответил.
Стрелявший осторожно обошел аллигатора, который, что-то проглотив, удовлетворенно заурчал.
Слева от Хирама сидела Водяная Лилия, справа — Соколица, перед ним стояли говядина по-веллингтонски, картофель по фирменному рецепту ресторана и молодая морковь — словом, лучшей трапезы и вообразить было нельзя.
— Тунец? — изумленно спросила Джейн, — Это тунец?
— Это не простой тунец, — отозвался Уорчестер, — Это белое мясо альбакора, которое самолетом доставили сюда прямо с Тихого океана.
Девчонка, несомненно, сполна наелась дешевых консервов. Запеканка с тунцом, салат из тунца, тунцовые крокеты. Он внутренне содрогнулся и намазал маслом еще один рулетик. Еда неизменно действовала на него ободряюще, даже когда положение было хуже некуда. Мысли об опасности, смерти и насилии превратились в воспоминания и померкли перед превосходным вином, красивыми женщинами и отменным соусом голландез. Двери на балкон были широко распахнуты, и по залу «Козырных тузов» бродил свежий вечерний ветерок — возможно, слегка укрощенный незримой рукой Мистраль.
— Да, — проговорила Водяная Лилия, — это просто чудо.
— Благодарю вас, — отозвался Хирам.
Девушка, несомненно, неглупа, но до чего же наивна!
Ей еще предстоит узнать о жизни очень многое, этой Джейн Лилиан Дау, но она, пожалуй, будет из тех, что схватывают все на лету. Он вдруг поймал себя на том, что гадает, девственница она или нет.
— Вы явно не из Нью-Йорка, — сказала Водяной Лилии Соколица.
— Откуда вы знаете?
Вид у нее был ошарашенный.
— Никто из здешних никогда не сказал бы Хираму, что его еда — чудо. Ведь это нечто само собой разумеющееся. Ньюйоркцы — самые искушенные люди на свете, поэтому они во всем непременно выискивают недостатки. Таким образом они получают возможность пожаловаться и продемонстрировать свою искушенность. Примерно так. — Соколица повернулась к ресторатору и сказала: — Мне понравился вишисуаз,[17] честное слово, но до парижских стандартов он все-таки немножечко не дотягивает. Впрочем, я уверена, ты это знаешь.
Уорчестер взглянул на Джейн, у которой был такой вид, как будто она боялась, что допустила какую-то неприличную оплошность.
— Не вступайте на этот порочный путь, — посоветовал он с улыбкой, — Помню, как Соколица впервые приехала в город. Это было еще до модных показов, до духов «Соколица», до «Соколиного гнезда», до того, как она сменила имя, даже до того, как она появилась на развороте «Плейбоя». Тогда она была никому не известной шестнадцатилетней девчушкой из… — как назывался этот городок? Олд-Дайм-Бокс, штат Техас? — Соколица ухмыльнулась, но ничего не ответила, и Хирам продолжил: — «Летучая болельщица», вот как ее окрестила пресса. В тот год в Мэдисон-сквер-гарден проводили соревнование команд болельщиц со всей страны, представляете? Соколица оказалась настолько искушенной, что пропустила финал. Она решила сэкономить и долететь туда самостоятельно, вместо того чтобы поехать на такси.
— И что случилось? — спросила Водяная Лилия.
— У меня была с собой карта, — дружелюбно ответила Соколица, — но я стеснялась спрашивать дорогу. Мне казалось, что такую махину, как Мэдисон-сквер-гарден, не заметить я не смогу. Я пролетела над Мэдисон-сквер раз сто, но так его и не нашла. — Она повернулась, приподняла бровь, и ее роскошные крылья подняли у нее за спиной небольшой ветерок. — Ты победил, Хирам, — сказала она. — Еда и в самом деле чудесная. Как и всегда.
— Летать, должно быть, тоже чудесно, — заметила Джейн, бросив взгляд на крылья Соколицы.
— Есть одно более приятное занятие, — быстро ответила та, — зато после него приходится менять простыни.
Она произнесла эту фразу без малейшей заминки — должно быть, не раз и не два отвечала на этот избитый вопрос. За столом засмеялись.
Джейн, похоже, слегка опешила: наверное, ожидала услышать в ответ что-то иное, а не эту плоскую шутку. Она казалась такой чистой, юной и прекрасной в платье, которое он ей купил — нет, одолжил, поправился Хирам, ведь девочка придает этому такое значение.
Он склонился к ней, легонько коснулся ее обнаженного локтя.
— Я могу научить вас летать.
Разумеется, отправить ее в настоящий полет не в его силах, это скорее похоже на плавание в воздухе, но пока что никто не жаловался. Многие ли мужчины могут сделать своих возлюбленных легче перышка — или даже легче самого воздуха?
Водяная Лилия подняла на него глаза, огромные и перепуганные, и чуть отстранилась. Похоже, она пыталась разглядеть в нем что-то, вот только что именно? «Что ты ищешь, Водяная Лилия?» — подумал он, глядя, как на ее гладкой прохладной коже начинают выступать крохотные капельки влаги.
Разодранные нервные окончания из оторванной ступни наполняли мозг Спектора дикой болью. Она была еще ужасней, чем боль предсмертной агонии, которую он теперь, прожив с ней долгие месяцы, научился отодвигать на задворки сознания. До тех пор, пока в ней не возникало необходимости. К счастью, кровотечение прекратилось почти сразу же. Хоть бы эта чертова тварь подавилась! Каждый раз, когда мусоровоз подбрасывало на ухабе, всю ногу пронзала боль. Книжки Спектор запихнул за ремень брюк. Теперь они принадлежат ему. Он сможет назначить свою цену. Но сейчас его слишком мучила боль, чтобы попытаться прочитать их, даже если бы было достаточно светло — а уже стемнело. Хотя, возможно, это и к лучшему — для одного дня он и так пережил больше чем достаточно.
Грузовик остановился. Спектор попытался подползти к краю. И совершенно напрасно: стоило ему шелохнуться, как культю охватывала невыносимая боль. Он услышал лязг гидравлических манипуляторов и поднял голову. Мусорный бак пошел вверх и опрокинулся, обрушив на него несколько сот фунтов отбросов. Спектор успел набрать в грудь побольше воздуха, прежде чем его засыпало полностью. Что-то тяжелое придавило изувеченную лодыжку. Он попытался не обращать внимания на боль и выбраться наверх, но внезапно почувствовал, что уходит вниз. Бутылки, коробки, газеты, куриные кости, недоеденные полуфабрикаты начали утрамбовывать — и его вместе с ними. Он сжался в комок и попытался засунуть культю под здоровую ногу. Давление прекратилось. Спектор услышал, как мусорный бак лязгнул об асфальт. Мусоровоз дернулся и снова начал набирать ход.
— Черт! — выругался он, и в рот ему тут же набилась сырая кофейная гуща.
Спектор принялся отчаянно разрывать мусор, пытаясь выбраться на воздух и не обращать внимания на боль. Он очень надеялся, что мусоровоз не будет больше никуда заезжать и отправится прямиком на свалку.
Глава шестнадцатая
21:00
У него не было сил, чтобы сделать попытку выбраться из мусоровоза — вся энергия ушла на регенерацию. Спектор лежал на куче отбросов в кузове мусоровоза, который катил по улице. Он покосился на изувеченную ногу: культя, торчавшая из разодранной штанины, стала на несколько дюймов длиннее. У него отрастала новая нога! Впервые он попадал в такой серьезный переплет и уже предполагал, что придется где-то добывать протез — но способность к регенерации превзошла все его ожидания. Его организм заимствовал ткань из всего тела и создавал новую ногу. Ничего удивительного, что он чувствует себя совершенно обессиленным.
Отрастающая нога отчаянно зудела. Спектор сунул руки в карманы, чтобы удержаться от искушения почесать ее. Потом стал разглядывать проплывающие мимо здания, пытаясь сообразить, где находится. Возможно, порт? Вокруг было довольно много машин, но мусоровоз ехал на хорошей скорости.
Спектор вытащил из-за пояса завернутые в полиэтиленовый пакет книжки. На ходу разобрать что-либо было трудно — фонари давали недостаточно света и отстояли слишком далеко друг от друга. Повезло, что он услышал, как та баба говорила о них. Но… не дай бог это окажутся не те книжки — зря, что ли, он ради них так натерпелся? Кто же мог подумать, что этот малый возьмет и превратится в аллигатора? Сегодня вечером всем тузам полагается находиться в гостях у Фэтмена.
Мусоровоз сбавил газ; теперь вокруг не было видно зданий. Видимо, поездка подходила к концу. Спектор спрятал книги и обеими руками ухватился за стальной борт грузовика. Потом подтянулся и попытался оттолкнуться здоровой ногой. Мышцы дрогнули, нога подвернулась. Он плюхнулся обратно на кучу мусора, совершенно опустошенный.
Мусоровоз остановился. Спектор услышал лязг цепи на воротах и скрип ржавых петель. У него не хватало сил даже на то, чтобы сесть. Грузовик неторопливо двинулся вперед и через несколько секунд снова затормозил. Спектор понял, что произойдет через миг.
— Стойте! — выкрикнул он.
Но голос оказался слишком слабым, чтобы шофер услышал его.
Гидравлические манипуляторы сняли железный контейнер с грузовика и подняли его высоко в воздух. Контейнер накренился. Спектор закрыл лицо руками и сжался в комочек. В тот миг, когда началось падение, он задержал дыхание и прижал книги к груди. Приземлившись на голову и плечи, он потерял сознание.
В зал въехала величественная процессия — официанты развозили на тележках десерты; стол Хирама, разумеется, обслужили первым.
Ресторатор так расслабился и был так доволен собой, что к нему почти вернулся его всегдашний аппетит. Один из новеньких официантов, морщинистый щуплый очкарик с большой головой, передал ему тарелку с ломтиком чизкейка с амаретто. Хирам решил не мелочиться и присовокупил еще кусок шоколадно-мангового торта. Чиз-кейк вполне удался даже по строжайшим меркам «Козырных тузов», а торт, покрытый тончайшей шоколадной стружкой, просто таял во рту.
Соколица тоже остановила свой выбор на торте. Шоколад, объяснила она (со своей знаменитой улыбкой) Водяной Лилии, был третьим по счету самым большим удовольствием на свете.
Джейн смотрела на официанта со странно отсутствующим выражением на лице.
— Что-то не так, милочка? — осведомился старик.
Она медленно поморгала и тряхнула головой, как человек, который никак не может проснуться.
— Нет. Ну, то есть… не помню, — Девушка вдруг поежилась. — У меня какое-то странное чувство.
— Шоколад врачует все недуги, — намекнула Соколица.
Но Джейн предпочла пылающий вишневый десерт.
— Говорят, когда выбираешь из двух зол, — пояснила она Хираму и Соколице, — следует остановиться на том, которого никогда еще не пробовал.
Хирам расхохотался, услышав из ее уст столь игривое замечание. Щупленький сморщенный официант, обходивший стол со своей тележкой, тоже залился смехом — неприятным и пронзительным — и никак не мог остановиться, как будто смеялся над какой-то одному ему слышной шуткой.
Повсюду вокруг предупредительные официанты разливали по чашкам только что сваренный кофе из изящных серебряных кофейников и расставляли пузатые кувшинчики с жирными сливками. Для тех, кто был не прочь выпить, откупоривали бутылки с ликерами и сладкими винами.
Когда с десертом будет покончено, места за столом начнут пустеть — гости, потягивая кто коньяк из изящных бокалов, кто ликер из крошечных рюмочек, затеют ежегодный ритуал перескакивания через столы. Модульный человек уже вырвался вперед — он отказался от десерта и теперь производил дегустацию «Курвуазье».
Хирам, в два счета расправившись с тортом, торопливо запил его глотком вина и отодвинул стул.
— Прошу простить меня за спешку, — извинился он перед соседями по столу, которые ели медленно, наслаждаясь каждым кусочком. — У меня, как у каждого хозяина, есть свои обязанности, хотя необходимость покинуть столь приятное общество даже на мгновение безмерно меня печалит. — Он улыбнулся. — Пожалуйста, не торопитесь, вечер еще только начинается.
Переходя от столика к столику, улыбаясь гостям, ресторатор спрашивал, понравился ли им ужин, и с радушной улыбкой принимал похвалы.
Мистраль, безраздельно царившая за столиком у балкона, сказала, что ее отцу, несомненно, было бы очень лестно узнать себя в одной из ледяных скульптур.
— Мы не могли обойти Циклона своим вниманием, — кивнул Уорчестер, — пусть даже он не слишком частый гость на этих праздниках. То, что он живет в Сан-Франциско, не оправдание, можешь так ему и передать.
Кройд тревожно оглядывался по сторонам в поисках не успевшей доехать до его столика тележки с десертами. Рядом с ним сидел Фортунато, похожий на человека в черном кожухе — он, судя по всему, не принимал никакого участия в беседе, которую вели все вокруг него. Хирам хотел было остановиться и ободрить его, но выражение черных глаз под раздутым лбом заставило его передумать.
Капитан Глюкс перевернул чашку с травяным чаем на платье подружки Фрэнка Бомонта и бестолково пытался промокнуть пятно салфеткой, рассыпаясь в извинениях, так что окружающие были избавлены от необходимости выслушивать очередную лекцию о вреде рафинированного сахара для здоровья.
Стеноход и Гарлемский Молот что-то увлеченно обсуждали. Когда Хирам спросил, понравился ли им ужин, Молот ответил ему отрывистым кивком. Радха О'Рейли, миниатюрная рыжеволосая женщина, известная своим умением превращаться в полновесного индийского слона, ко всему прочему способного еще и летать, поблагодарила его с очаровательным индийским акцентом. Фантазия бросила какого-то безвестного драматурга, с которым пришла на вечер, и напропалую кокетничала с Профессором. Проныра, которому каким-то непостижимым образом удалось просочиться в ресторан, в уголке брал интервью у Импульса. Уорчестер нахмурился, подал знак, и двое ребят Питера Чау крепко взяли журналиста под руки и отвели к лифту. Один малый продемонстрировал Хираму способность голыми руками вскипятить кофейник и попросился на работу, но получил совет обратиться в какую-нибудь кофейню. Божья коровка пустилась в воспоминания о том годе, когда подавали гигантский десерт из мороженого, запеченного под меренгой, в форме самолета Джетбоя.
У Джея Экройда был такой вид, будто он вот-вот лопнет.
— Если я выживу, то никогда больше не съем ни кусочка, — торжественно поклялся он.
Хирам уселся на незанятый стул по соседству.
— Похоже, все прошло очень неплохо, — сказал он с облегчением.
Тележка с десертами словно бы сама собой переезжала от стола к столу. Хотя Фортунато это не интересовало — он не ел ничего, что содержало сахар, мясо и консерванты, если мог избежать этого. Таковым было одно из неудобств, которые доставлял ему вирус дикой карты. Все чувства Фортунато невероятно обострились. Как ни странно, естественные запахи, даже запах мокрой собачьей шерсти и гниющих овощей его не раздражали. По-настоящему его донимали запахи искусственные: выхлопные газы, инсектициды, невысохшая краска. Он даже кокаин уже лет сто не нюхал, и если ему нужно было состояние измененного сознания, он курил травку, жевал грибы или листья коки.
Сейчас он предпочел бы находиться именно в таком состоянии. Хирам усадил его за один столик с Кройдом Кренсоном, что само по себе было не так уж и страшно. Кройд уже много лет был одним из его клиентов. Проблема заключалась в даме Кройда. Как нарочно, Ичико отправила с Кройдом Веронику. Девушка расточала улыбки, то и дело заливалась звонким смехом и почти не притрагивалась к еде. Фортунато знал, что ее веселость — не что иное, как героиновый угар. Он был очень рад, что между ними сидят Кройд и Корделия. Весь вечер Вероника старательно игнорировала его, а ее руки, лежащей на колене Кройда, было достаточно, чтобы тот не обращал внимания почти ни на что — за исключением Корделии, на которую он немедленно положил глаз.
Кройд был хорош собой — стройный, загорелый, скуластый, улыбчивый. Фортунато не спрашивал, сколько он уже бодрствует, но подозревал, что не первый день. Блеск в глазах наводил на мысль об амфетаминах. Когда их действие прекратится, он заснет на несколько дней или даже недель и проснется в новом обличье и с новыми способностями. Нынешние же были каким-то образом связаны с металлами. Вилка и нож то и дело обвисали в его руках. Он сосредотачивался, и они вновь затвердевали. Они с Вероникой живо обсуждали этот вопрос, а вскоре к ним присоединилась и Корделия.
Фортунато поел спаржи и салата и отставил тарелку.
— Послушай, — сказал Кройд, пока официант в белоснежном пиджаке менял его тарелку на чистую. — Как думаешь, можно сделать так, чтобы включить в мой счет и ее тоже? — Одной рукой он обнимал за талию Корделию.
— Есть одна небольшая загвоздка, — отозвался Фортунато. — Она пока что у нас не работает.
— Э-э, — замялся Кройд. — Я не хотел бы вставать между вами.
— Ты не так понял. Мы скорее присматриваемся друг к другу.
Кренсон заметно смутился.
— Прости, я принял тебя за… э-э… профессионалку, — обратился он к Корделии. — Но если ты не против, то после вечеринки можно было бы зайти ко мне, пропустить по стаканчику, поразвлечься. Никаких обязательств, понимаешь? Я не стану требовать от тебя ничего такого, что было бы тебе неприятно. У меня дома отличная стереоустановка, а живу я у самого берега, так что можно врубить ее на полную громкость, никто не будет возражать…
Внезапно на тарелке Кройда появился ломтик чиз-кейка. Фортунато понятия не имел, откуда он взялся. Чернокожий туз быстро оглядел зал, а когда повернулся обратно, перед Кройдом стоял еще яблочный кобблер и кусок шоколадного торта.
Что-то было не так. Фортунато поднялся. Тузы перешли на балкон, и через окно он видел, как Соколица и Водяная Лилия о чем-то разговаривают, склонив головы друг к другу.
Думать не получалось. Он наклонился, положил ладони на край стола и тряхнул головой. Десерты. Откуда взялись эти десерты? Думай, черт бы тебя побрал! Пирожные не прилетают на тарелки сами собой. Значит, их кто-то положил. Кто-то, кого ты не можешь видеть. Есть среди твоих знакомых такие, кого ты не можешь видеть?
— Черт!
Между ним и балконом находился огромный круглый стол. Фортунато ухватился за него и отшвырнул его с дороги — Кройд не успел даже схватить свои десерты. До стеклянных дверей оставалось два шага, когда Водяная Лилия вскрикнула.
Еще полсекунды было тихо, а потом разразился хаос. Модульный человек взял на себя командование и закричал:
— Отойдите от нее!
Его тело начало потрескивать, как наэлектризованное. Кройд поднял руки, как будто пытаясь передать ему свою энергию. Ничего не вышло. Тарелка радара под прозрачным куполом-макушкой андроида обвисла, он сбился с курса и беспомощно врезался в стену. Удар был очень сильным. Настолько сильным, что, должно быть, что-то повредил внутри, — Модульный человек принялся беспорядочно разбрасывать дымовые шашки и гранаты со слезоточивым газом.
В это мгновение погас свет. Фортунато услышал характерный рев слона. Он поморгал и попытался приспособиться к темноте. В следующую секунду ему удалось кое-что различить. Водяная Лилия стояла на балконе, спиной к ограждению. Вокруг нее лило как из ведра, и в очертаниях пустоты в низвергающейся воде он различил Астронома — тот протягивал к девушке неестественно длинные руки.
История с Малышом Динозавром повторялась снова. Фортунато бросился к Джейн, но словно какая-то незримая сила противостояла ему, заставляла его мускулы бесплодно напрягаться.
— Нет! Черт побери, нет! — крикнул он, беспомощно наблюдая за тем, как Водяная Лилия поднялась в воздух, закружилась и полетела с края балкона в темноту.
Все происходящее очень напоминало Рулетке антивоенный марш. Мокрый носовой платок, которым она зажала нос и рот, чтобы защититься от слезоточивого газа. Клубы едкого дыма; люди, кашляющие, задыхающиеся и кричащие. Женщина отпихнула кого-то в сторону, пытаясь пробиться к Тахиону. Она видела, как он вошел, сосредоточился на балконе и двинулся туда, но потеряла его из виду, когда отключился свет. Какой-то туз изрыгнул язык пламени. Модульный человек пытался встать на ноги, какая-то женщина кричала не переставая — а вот и Тахион на фоне плывущего дыма. По его лицу струились слезы, грудь ходила ходуном — он пытался унять кашель. Такисианин высоко вздернул подбородок, как будто набирался решимости перед последней попыткой. Сморщенное тело Астронома окружило зарево — мысленный удар Тахиона был направлен на то, чтобы определить границы той силы, что двигала стариком.
В эту секунду Модульный человек взорвался.
Оплавленные стальные и пластиковые осколки шрапнелью разлетелись по всему ресторану. Один зазубренный обломок, на котором еще висел обрывок униформы андроида, угодил прямо Тахиону в лоб, и доктор рухнул на пол, залившись кровью. У Рулетки вырвался пронзительный крик, и она рванулась к нему. «Не умирай! Только не умирай!» Но вряд ли она могла точно сказать, чем был вызван крик — болью утраты или гневом из-за утраченной добычи.
Женщина упала на колени, прижала его обмякшее тело к груди, не замечая, что кровь пачкает ее роскошное белое платье. Она отняла мокрую салфетку от лица и прижала ее к рваной ране, из которой толчками выходила кровь. Слезоточивый газ мгновенно начал драть горло, защипал глаза, и она залилась слезами. Соленые капли падали на лицо Тахиона, оставляя на окровавленной коже бледные разводы.
Последний крик Водяной Лилии все еще звенел в воздухе. В ресторане царил полный хаос. Осколки Модульного человека отскакивали от силового поля Фортунато, не причиняя никакого вреда. По залу гулял ветер — Мистраль пыталась развеять ядовитый дым. Какой-то недоумок, способный изрыгать огонь, попытался осветить ресторан, но лишь поджег занавеси.
Кто-то бегал по потолку. Звон бьющегося фарфора слышался почти непрерывно, даже заглушая судорожную икоту — многих рвало.
На балконе проступил призрачный силуэт Астронома — он слегка поклонился Фортунато. Джейн, подумалось чернокожему тузу, все еще падает. Соколица бросилась к ограждению с явным намерением последовать за ней. Старик схватил ее за руку и попытался бросить на пол. Крылатая красавица оказалась намного сильнее, чем воображала. Она сжала зубы и упала на одно колено, а свободной рукой попыталась выцарапать противнику глаза. Его толстые очки упали на бетонную плиту, по щекам потекла кровь.
Астроном улыбнулся. Он высунул язык и слизнул капельку собственной крови. Очки сами собой взлетели в воздух и приземлились на его переносице.
Фортунато собрал всю силу, которую дала ему Миранда, и направил ее в манипура-чакру в центре живота. Из его горла вырвался пугающий стон, и он вытолкнул прану — чистую энергию — в направлении Астронома. Сгусток энергии вырвался наружу, словно сверкающий зелено-голубой шар размером с детский мяч. Чернокожий туз широко раскинул руки с растопыренными пальцами; глаза его округлились.
Прана прорвала линии силы, окружавшие Астронома, и вывернула их наизнанку. Из концентрических кругов они превратились в полумесяцы с противоположной стороны его тела. Тощая рука, сжимавшая локоть Соколицы, соскользнула. Женщина вихрем накинулась на него, всадила колено старику в пах, а ладонью правой руки сломала ему нос, а затем, спикировав с края балкона, яростно заколотила крыльями. Астроном плюнул в нее и повернулся к Фортунато.
У старика были глаза мертвого человека. Как у Несущего Гибель. Как у того мальчишки с чердака. Астроном стал самой смертью — бессмысленной, жестокой, неминуемой. «Можешь бежать, — говорили эти глаза, — но я все равно найду тебя».
А потом он исчез.
Толпа тузов, застрявшая в дверях, расплелась, как медленно пробуждающийся спрут. Мистраль вытерла заплаканные щеки, вскинула руки и вызвала ветер. Свежая струя разметала удушливый туман, разогнала стелющиеся белые клочья и словно освободила людей от оцепенения, овладевшего ими. Все сломя голову бросились к двери. В воздухе не раз повисало зловещее: «Свяжитесь с моим адвокатом», но мысли Хирама, похоже, были заняты совершенно другим. Его взгляд был прикован к ограждению балкона, за которым исчезли Водяная Лилия и Соколица. Откуда-то доносился женский крик — надрывный вопль, похожий на плач попавшего в капкан зверька, потом послышался мужской голос, отчаянно призывавший врача.
Раздался оглушительный шум, как будто тысяча лебедей разом поднялась в воздух, и на балкон, озираясь по сторонам, опустилась Соколица с Водяной Лилией на руках. Невнятно вскрикнув, Уорчестер бросился к ним. По толпе оставшихся гостей пробежал вздох облегчения; люди начали перешептываться. Обе женщины вымокли до нитки — вокруг Водяной Лилии продолжало лить как из ведра, но вода, похоже, не погасила ярости Соколицы, глаза которой метали молнии. Ее взгляд наткнулся на Фортунато, и гневное выражение на лице крылатой красавицы померкло. Напряжение осталось — ее стройное тело дрожало, как струна, но эта дрожь была вызвана не только что пережитой схваткой с Астрономом и отчаянной попыткой спасти Водяную Лилию.
Рулетка почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо — между Соколицей и Фортунато, словно волны от мощного магнита, родилось притяжение. Возможно, это было свойство ее сверхъестественного дара или просто реакция на только что пережитое, но в разгромленном зале мгновенно повис пьянящий мускусный запах чувственности.
Хирам легкой, грациозной походкой приблизился к Фортунато.
— Кто бы мог подумать! — воскликнул он, — Здесь собрались практически все тузы Нью-Йорка, а он утер нам всем нос. Слава богу, мне удалось дотянуться до Водяной Лилии. Если бы она не была легче воздуха, Соколица могла не успеть долететь до нее вовремя.
Чернокожий туз буркнул что-то, но его взгляд был прикован к крылатой красавице, которая стояла, рассеянно обнимая Водяную Лилию, и с таким же зачарованным видом смотрела на него.
— Хоть раз моя сила оказалась…
Водяной Лилии больше ничто не угрожало. Одной заботой меньше. Фортунато отправился на поиски Кройда, Вероники и Корделии — и обнаружил их под одним из перевернутых столов. Кройд под шумок раздобыл огромный торт под интригующим названием «Шоколадная погибель», и теперь троица дружно поедала его руками. Когда Кренсон увидел Фортунато, его улыбка померкла.
— С Модульным человеком я дал маху, — сказал он. — Мне очень жаль.
— Это неважно, — отмахнулся Фортунато. — Главное — вы все целы.
— Мы в полном порядке, — заверила его Вероника.
— Я иду к нему, — сообщила Корделия, — Если ты точно не против.
— Все нормально, — отозвался чернокожий туз. — Но я не хочу, чтобы сегодня вы ходили по улице одни. Если ничего не случится, Каролина сегодня вернется домой рано. Позвоните ей и попросите заехать за вами на такси.
— Да, сэнсей, — хихикнула Вероника.
Они поднялись и двинулись к лифтам: Кройд — обнимая обеих за талии, Корделия — с куском торта в руке.
Фортунато тоже зашагал следом, не замечая, как под ногами хрустят осколки стекла и фарфора. Соколица, оставив спасенную ею девушку, двинулась за ним.
— Эй, Фортунато! Я ведь с тобой разговариваю! Ты можешь его выследить?
Он обернулся.
— Неужели я допустил бы все это, если бы мог выследить его?
Ресторатор беспомощно развел руками.
— Значит, нужно попытаться выследить его приспешников. Должен же кто-то знать о его планах.
Рулетка судорожно прижала руку к горлу и ощутила, как колотится под пальцами пульс. Она упорно смотрела вниз, на бледное лицо Тахиона, страшась пронзительного взгляда Фортунато. Потом принялась вытирать лицо, но лишь усугубила положение. Окровавленный платок выпал у нее из пальцев, и она как зачарованная уставилась на красные пятна на своей бледной ладони.
— Отстань, Хирам.
Уорчестер издал странный придушенный звук — как будто из котла вырвался пар. Казалось, тучного туза вот-вот хватит удар.
— Я не могу просто сидеть на месте! Нужно что-то делать!
— Пожалуйста, не надо. Без тебя мне будет гораздо легче.
Фортунато прижал локтем руку Соколицы и поспешил покинуть зал, пока Хирам не ответил на последнее оскорбление. Крылатая красавица бросила на ресторатора смущенный извиняющийся взгляд.
Читать бесплатно другие книги:
