Империя травы. Том 1 Уильямс Тэд

– Вы думаете, люди поверят?

– В любом случае это будет еще один слух – вот только смысла в нем намного больше для тех, кто знает, что Ювис один из ваших сторонников. Позвольте им сделать за вас вашу работу. Приведите его в порядок, дайте день отдохнуть и отправьте домой с кошельком, полным золота. Вы ведь не нанесли ему непоправимого урона, не так ли?

Герцог затряс головой, как обиженный ребенок.

– Нет. Его практически не трогали, только заковали и оставили несколько синяков.

– Ему повезло, как и нам, – сказала Мириамель. – Но не забудьте про извинения, прошу вас. – Она немного подумала. – Когда он сможет ясно мыслить, скажите ему: вы не знали, что он является вашим верным сторонником в Портновском квартале, и вы ужасно сожалеете о своей ошибке. Его арест стал результатом подлых интриг его врагов среди Буревестников.

– Наверное, это самый лучший вариант, если то, что вы сказали, соответствует истине, – признал герцог.

– Я начинаю действовать только после того, как мне становится известно столько, сколько необходимо. – Мириамель постаралась не показать горечи, которая ее переполняла. – Вам следует найти более практичный метод борьбы с графом Далло и вашим братом, чем те, что вы используете сейчас.

С того самого момента как она увидела королеву, сумевшую напугать дюжину вооруженных мужчин, которые тут же сбежали, Джеса испытывала к ней благоговение. В этой чужой стране, где женщины прячутся за вуалями и делают вид, во всяком случае, на людях, будто понятия не имеют, что такое насилие и занятия любовью, королева напомнила ей о ее детстве во Вранне. Однажды Джеса видела, как ее мать, маленькая пухлая женщина, вооруженная деревянной суповой ложкой, преследовала пьяного рыбака, который явился на их семейную пристань с претензиями к ее отцу.

«Радуйся, что моего мужа нет дома! – кричала ему вслед ее мать, а остальные женщины стояли в дверных проемах своих домов и смеялись. – Он бы не дал тебе уйти с одним лишь синяком под глазом!»

Нет, королева Мириамель совершила более смелый и опасный поступок. Но Джеса уже некоторое время не видела подобного проявления силы духа, и это напомнило ей, как много странных вещей она стала принимать как должное.

А еще она испытывала робость, и, когда королева вместе с графом Фройе посетила герцогиню Кантию, Джеса унесла ребенка в соседнюю комнату, но оставила дверь открытой. Она изо всех сил старалась успокоить Серасину, у которой резался зуб, и она не могла заснуть. Джеса слышала большую часть того, что говорилось, но жесткий голос Мириамель заставил ее подойти к двери с ребенком на руках.

– Кантия, я думаю, что пришло время тебе уехать в Домос Бенидриан.

– Я не понимаю, ваше величество. – Герцогиня говорила тихо, но Джеса услышала упрямство в ее голосе. Кантия пыталась удержать юного Бласиса на коленях, мальчик вырывался, пытаясь соскочить на пол. – Это наш город. И люди здесь наши поданные, и мы всегда делали для них добро. Почему мне следует их бояться?

– Во-первых, никогда не совершай ошибку – из того, что тебе не говорят ничего плохого в лицо, еще не следует, что у тебя за спиной не ведутся совсем другие разговоры.

Джеса видела, что граф Фройе молча пытается привлечь внимание Мириамель, но королева не замечает его попыток.

– Именно сейчас тот момент, – продолжала Мириамель. – Далло Ингадарис и брат твоего мужа говорят о тебе много разных вещей, и не только в Доминиате, где их могут слышать все. Их слуги отравляют рынки и торговые гильдии по всему Наббану историями о том, как герцог не заботится о своих подданных, которых грабят и убивают тритинги.

– Но это неправда! – запротестовала герцогиня.

– Правда не имеет ни малейшего значения, Кантия. Об этом я и пытаюсь тебе сказать. Твой муж уже совершил ряд ошибок – мне очень жаль, Фройе, но не надо так махать руками, – сурово сказала она своему послу. – Я должна это сказать. Кантия, герцог позволил Далло хитростью и предательством вывести себя из равновесия. Подумай, что произойдет, если банда разбойников нападет на тебя и твоих детей. Герцог потеряет терпение и не думая нанесет ответный удар, город будет сожжен. И ты уже не сможешь чувствовать себя в безопасности даже в Санцеллане Маистревисе.

Джесу ужасно напугали слова королевы, она почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине, и сильнее прижала к себе маленькую Серасину, Джеса испугалась за девочку – испугалась за всех. Получалось, что старуха на рынке была права! Большой Дом сгорит изнутри…

Кантия начала вставать со стула, словно вооруженные грабители уже стояли у двери ее покоев.

– Вы пугаете меня, ваше величество.

– Вот и хорошо. Страх – первый шаг к мудрости.

Бласис, который все еще оставался в плену материнских рук, начал плакать, а его лицо покраснело. Пытаясь высвободиться, он ударил мать по колену.

– Прекрати! – Кантия хлопнула его по руке. – Ты делаешь мне больно! Бласис, что с тобой случилось?

– Даже в тех случаях, когда дети не понимают все, что сказано, – предположила королева, – они чувствуют, когда люди разгневаны или напуганы. – Она подошла к Кантии. – Могу я его взять?

Герцогиня удивилась, но протянула сына королеве.

– А известно ли тебе, Бласис, – начала Мириамель, нежно обнимая мальчика, – когда-то у меня был такой же мальчик, как ты? – Он с недоверием посмотрел на нее. – Иногда я пела ему песни. Ты знаешь, что такое рыбка желаний?

Он отвернулся, покачал головой и нахмурился.

– Так ты не знаешь? – Голос королевы, несколько мгновений назад такой суровый и мрачный, стал легким и веселым. – В самом деле? Потому что это волшебная рыбка.

– Рыбки плавают, – заявил Бласис, как если бы кто-то пытался с этим спорить.

– Вне всякого сомнения. И люди их ловят. Но если ты поймаешь волшебную рыбку и отпустишь ее, она исполнит одно твое желание. Ты знаешь, что такое желание?

Теперь Бласис с некоторой неохотой слушал и перестал вырываться.

– Нет, – сказал он.

– Это значит, что ты можешь о чем-то попросить, а потом кто-то тебе даст то, что ты хочешь.

– Медовое пирожное?

– Да, ты можешь попросить медовое пирожное, если хочешь. Или лук со стрелами.

– Лук есть. И стрелы тоже.

– Ну, разве ты не счастливый молодой человек? Так вот, когда мой сын был маленьким, я пела ему песню, которой научилась у своей няни. Она про волшебную рыбку желаний. Хочешь ее услышать?

Королева Мириамель не стала дожидаться ответа, а наклонилась над мальчиком и запела негромким мелодичным голосом:

Она изменила голос для рыбки, сделав его пронзительным и забавным, и даже Бласис не удержался от улыбки.

Бласис совсем перестал вырываться, но продолжал хмуриться и тянуть Мириамель за рукав, однако складывалось впечатление, что он слушает. Королева снова прижала его к себе и запела:

В песне было еще много куплетов о том, как рыбка желаний спаслась от кастрюли с кипящей водой, но в конце концов рыбак отпускает ее в воду, попросив лишь о благословении. К тому моменту, когда Мириамель закончила петь, Бласис совершенно успокоился и стал сонным. Мириамель вернула его герцогине. Ребенок тесно прижался к матери, сжав в кулачок прядь свободно спадавших на плечи волос Кантии, и закрыл глаза.

Королева с любовью посмотрела на него, но Джесе показалось, что она видит следы слез в глазах Мириамель, и удивилась.

– Ты должна забрать своих милых детей и уехать, Кантия, – тихо сказала королева. – Отправляйтесь в безопасное место. Послушай ту, которая слишком хорошо знает, что дети важнее всего остального.

– Ваше величество. – Граф Фройе терпеливо ждал, пока королева закончит песню, отчаянно пытаясь – пусть и тщетно – скрыть раздражение. – Могу я поговорить с вами наедине?

– Граф, вы хороший человек. – Несмотря на то что королева продолжала говорить тихо, в ее словах послышался металл. – Я ценю вашу мудрость и осмотрительность больше, чем вы можете представить. Но то, что сейчас здесь происходит, касается только женщин. Речь идет о безопасности детей герцогини Кантии. И я не хочу слушать то, что скажет мужчина. Мы встретимся с вами позже. Вы можете быть свободны.

Граф низко поклонился, сначала герцогине Кантии, потом королеве. Когда он ушел, в комнате надолго воцарилась тишина.

– Вы действительно считаете, что нам грозит серьезная опасность? – спросила герцогиня.

– Надеюсь, что нет, однако надежда – это слабый доспех, – ответила королева. – Так часто повторял мой дедушка – и был прав. Любое насилие, любой слух, любые беспорядки на улицах идут на пользу Далло, потому что они провоцируют хаос, а для большинства людей наилучший способ борьбы с хаосом – новый правитель. Сильный правитель. Твой муж разумный человек, но его не считают сильным – в отличие от его брата Друсиса.

– Но я не могу поверить, что здесь нам грозит опасность – только не в Санцеллане, нашем доме.

К удивлению Джесы королева опустилась на колени рядом с герцогиней и взяла ее за руку.

– Клянусь любовью нашего Искупителя, я не хотела тебя напугать, миледи, а лишь предупредить. Я уже видела подобные вещи прежде, в особенности во время правления моего отца – да простит Господь его преступления. Город может превратиться в кипящий котел, и те, кто стремится к хаосу, будут снова и снова разжигать пламя, пока все вокруг не закипит. И тогда будет слишком поздно сожалеть об ожогах.

Джеса наклонила голову к крошечному круглому личику Серасины и принялась нашептывать что-то бессмысленное и успокаивающее, она вдруг испугалась за ребенка как никогда прежде. А что, если женщина-вранн была права? Изменится ли что-нибудь, если Джеса попросит герцогиню послушаться королеву? Обратит ли Кантия внимание на ее слова или отошлет прочь за то, что она осмелилась говорить как подруга, а не служанка? И кто тогда защитит Серасину?

«Я люблю эту маленькую девочку, – подумала она, внезапно почувствовав, какие сложные чувства связывают ее с семьей герцогини. – Я должна о ней позаботиться. И, если случится что-то плохое, она будет нуждаться во мне. Я не могу рисковать».

Теперь Мириамель уже стояла; в своем жестком серо-золотом платье она вдруг стала похожа на куклу, сделанную из плетеного тростника.

«Тот Кто Всегда Ступает по Песку, – начала молиться Джеса, – пожалуйста, сделай так, чтобы герцогиня поверила ей так, как верю я!»

– Более всего я тревожусь о твоих детях, Кантия, – сказала королева. – У тебя красивые и сильные сын и дочь. Они будущее Наббана и дома герцога. Твой муж останется и будет охранять порядок – или попытается это сделать, и не имеет значения, чем все закончится, но я хочу, чтобы ты обдумала возможность отъезда в твой дом, расположенный на холме Антигин, или вообще покинула город.

После того как королева ушла и стих грохот тяжелых шагов ее стражи, Джеса с удивлением обнаружила, что герцогиня плачет.

Мириамель не хотелось встречаться с графом Далло в Садах Велии, но у нее не оставалось выбора. Она не боялась за собственную безопасность в центре Санцеллана Маистревиса, когда дюжина ее людей расположилась за деревьями и на тропинках, идущих вдоль разросшейся живой изгороди, а также сотня солдат герцога находилась на расстоянии слышимости. Ей не нравилось то, что невозможно было понять, сможет ли еще кто-то услышать их разговор. Сад был разбит для Велии Гермис, жены императора Аргениана, и занимал большой участок земли на месте прежнего императорского дворца, но деревья посадили вдоль дорожек так тесно, что видимость была ограничена несколькими шагами во всех направлениях.

При других обстоятельствах Мири радовалась бы возможности провести некоторое время в саду, настоящем шедевре своего рода, с дюжиной укромных уголков и длинных дорожек в тени айвы и других фруктовых деревьев – и даже журчащим ручьем с прозрачной водой, который протекал через сад, благодаря специальной системе насосов, и делал его в еще большей степени похожим на кусочек дикой природы. Но сейчас Мириамель спрятала последнее письмо мужа в корсаже своего платья, оно прижималось к ее груди, как нож, и королева чувствовала себя слабой и очень встревоженной.

Саймон тщательно подбирал слова, даже слишком, но факты оставались предельно ясными: отряд эркингардов, сопровождавший Эолейра и их внука Моргана, был атакован тритингами, в живых осталось всего несколько человек, и это в самом лучшем случае, Морган попал в плен и за него потребуют выкуп. Мири оставалось лишь молиться, чтобы бородатый Главарь луговых тритингов, получивший такой неожиданный приз, понимал, насколько важен Морган. Она знала, что Саймон выплатит любые деньги, чтобы вернуть внука, но Мириамель чувствовала себя ужасно из-за того, что сейчас находится так далеко от Хейхолта.

Она вертела золотое обручальное кольцо на пальце, жалея, что не существует волшебного кольца из детских сказок, которое моментально доставило бы ее к любимому. Однако Мириамель знала, что та магия, которая заключена в кольце переплетенных золотых драконов – нежное волшебство любви и брака, – не перенесет ее даже на дюйм от скамейки, у которой она стояла. Ей оставалось ждать еще более страшных писем и ужасных новостей, прилетающих к ней одна за другой, как птицы плохих предзнаменований.

«Сначала Идела, теперь Морган, – думала она, и прячущийся в тени страх вдруг стал более понятным. – Наша семья? Это просто ужасные несчастные случаи или кто-то нацеленно наносит удары по нашей семье? Но кто?»

Она опустилась на скамейку, с благодарностью принимая тень, столь необходимую в этот жаркий день. Мириамель не могла отбросить посетившую ее тревожную мысль, в особенности сейчас, когда ей предстояла встреча с человеком, который с радостью расправился бы со всей ее семьей.

«Мне следует сегодня же отправиться в Эркинланд. – И она впервые за долгие часы, прошедшие с того момента, как Фройе принес ей письмо Саймона, перестала чувствовать себя беспомощной. – Мне следует послать за своей каретой и уехать прямо отсюда в порт. С хорошим попутным ветром я буду дома через две недели».

Однако она не могла – во всяком случае, сейчас. Ей предстояло довести до конца несколько важных дел, а Саймон уже и сам принял ряд важных решений. Нет, она должна быть королевой – да, королевой – и делать то, в чем нуждаются ее подданные, как бы сильно ни болело ее сердце, как бы она ни боялась ближайшего будущего.

– Ваше величество! Вы оказали мне большую честь. Я знаю, что вы очень заняты. – Граф Далло появился из-за поворота тропинки, слишком неожиданно, чтобы это было случайностью, – должно быть, он ее ждал.

Мириамель позволила ему подойти и поцеловать руку. Далло был одет очень изысканно и модно, как и всегда, но одежда не соответствовала его жабообразному облику. Мириамель постаралась ответить ему улыбкой.

– У меня всегда найдется время для верных подданных, граф, – в особенности когда они также являются членами моей семьи, – ответила она.

– О, теперь вы оказываете мне еще большую честь! Во всем Наббане не найдется ни одного Ингадарина, кто не гордился бы тем, что один из представителей нашей семьи сидит на Верховном престоле. – Он улыбнулся, наслаждаясь преувеличенной лестью.

Мириамель могла бы ему подыграть – оба знали, что все это чепуха, но сегодня она не была настроена на дворцовые интриги.

– Могу я что-то сделать для вас, кузен, или это просто визит вежливости?

– О нет! – Далло сделал вид, что пришел в ужас от такого предположения. – Нет, ваше величество, я не стал бы отнимать ваше время пустыми разговорами, ведь я знаю, что многие хотят встречи с вами. Но ранее я говорил о чести, и честь потребовала, чтобы я попросил об аудиенции.

– Честь? – Неужели он решил сделать вид, что она каким-то образом его оскорбила, или будет жаловаться на Салюсера?

Разногласия между ними настолько серьезны, что сейчас уже нет никакого смысла в мелких претензиях.

– Конечно! Несколько дней назад моя племянница вышла замуж за брата герцога. Однако в моем поместье произошло ужасное событие, испортившее весь день. Если бы не поразительная храбрость вашего величества, один лишь Бог знает, какие ужасные преступления могли быть совершены против моих гостей. Моя честь требует, чтобы я отблагодарил вас лично, моя королева. Вы спасли мое достоинство, и, возможно, много жизней.

Его слова застали Мириамель врасплох.

– Я сделала то, что сделала бы любая королева на моем месте, когда жизни моих подданных угрожала опасность.

– О, мне кажется, вы преуменьшаете то, что сделали. Не вызывает сомнений, что по всему Наббану сейчас только об этом и говорят – все и повсюду! Королева-воин, как Ксаксина из древних легенд! Наббан сгорает от любопытства.

Его лесть начала вызывать у Мириамель раздражение.

– Ксаксина была женой императора, насколько я помню, – или, если уж быть совсем точной, вдовой императора. Но в остальном я вас поняла и благодарю. – Она вдруг почувствовала, как сильно устала, и сейчас ей хотелось только одного: удалиться в свои покои с письмом мужа и спокойно перечитать его, надеясь найти среди с трудом нацарапанных строк толику надежды, которую она могла упустить.

Далло быстро поклонился, словно кто-то вдруг ослабил ниточки, управлявшие марионеткой.

– Я вижу, вы озабочены другими проблемами. Простите меня за то, что я попытаюсь еще раз воспользоваться вашей добротой, ваше величество, но моя племянница ждет. Она хочет лично вас поблагодарить.

Мириамель хотела отказаться, но в этот миг голубь вспорхнул с ближайшего дерева, опустился на дорожку и запрыгал по ней.

«Священная птица Элизии, – подумала Мириамель. – Птица прощения… птица мира».

– Конечно, – сказала она.

Далло махнул рукой, и из-за кустов появился слуга, которого Мириамель прежде не видела.

– Передайте моей племяннице, что она может подойти, – сказал Далло.

Когда слуга зашагал обратно по дорожке, Мири подумала о том, как граф и слуга сумели проникнуть в сад, а ее охрана ничего не заметила.

Она увидела яркую вспышку света – появились два солдата, шедшие по обеим сторонам от маленькой Турии, одетой в коричневое бархатное платье, отделанное драгоценными камнями.

«Далло охраняет эту девочку, как самоцвет», – подумала Мириамель.

Один из ее собственных эркингардов вышел на дорожку вслед за Турией и вопросительно посмотрел на королеву, словно только сейчас их заметил. Она кивнула ему, показывая, что все в порядке, и он отступил назад.

Турия молча ждала, когда Мириамель к ней повернется, а потом сделала глубокий реверанс.

– Благодарю вас, ваше величество, – сказала она, – за то, что сделали безопасным день моей свадьбы. Благодарю вас за все.

Она говорила без особой внутренней убежденности, как ребенок, выполняющий указания старших родственников, – в некотором смысле, так и было. Мириамель даже немного пожалела девочку, но во взгляде Турии, устремленном на королеву, было нечто вызывавшее тревогу, а не сочувствие. Мириамель могла представить, как воспитывали девочку в Хонса Ингадарис под не слишком приятным главенством Далло.

– Приветствую вас, миледи, – ответила Мири, – хотя, думаю, что моя роль преувеличена.

Теперь, когда она начала, Мири предстояло довести до конца весь ритуал. Она пригласила Турию присесть на скамейку рядом. Пока Далло и охранники стояли рядом, она вовлекла девочку-невесту в неловкий светский разговор.

– Я рада, что все прошло хорошо, леди Турия, – наконец сказала Мири, показывая, что им пора заканчивать разговор, который ни одной из них не доставлял удовольствия. – И, конечно, желаю вам счастья в браке.

– Прошу прощения, ваше величество, – сказала девочка, – но теперь я графиня Турия.

Мириамель не ожидала такого поворота.

– Конечно, – наконец сказала она. – Я не хотела вас оскорбить. Я желаю вам и вашему мужу графу счастья.

Турия сложила руки на животе, словно пыталась его защитить, и на мгновение Мири подумала, что девочка, возможно, уже беременна.

– Как долго вы еще пробудете с нами, ваше величество? – спросила Турия.

Мири сразу подумала, что этот вопрос велел ей задать дядя.

– Да, – вмешался Далло. – Мы рады вашему присутствию, но нам известно, что у вас множество дел дома, и все требуют вашего присутствия.

«Он знает, – подумала Мири. – Теперь во всем Наббане известно, что случилось с Морганом, хотя я сама узнала только что. Слишком много моряков приплывает сюда с севера, чтобы можно было долго что-то скрывать».

Мириамель постаралась нацепить на лицо безмятежное выражение.

– Не беспокойтесь, милорд, я останусь с вами достаточно долго, чтобы успеть подписать соглашение с ликтором.

Именно это держало ее в городе, несмотря на ужасные вещи, происходившие дома, обещание, которое они сумели вытянуть из ликтора Видиана, в обмен на ее присутствие на свадьбе. Мириамель знала, что никакой документ не сможет прекратить борьбу за власть, кто бы ни поставил на нем подпись, но это был важный публичный жест, который ясно даст понять, какого исхода борьбы между Королем Рыбаком и Буревестниками Далло ждет Верховный престол.

– О, это для нас большое облегчение, – сказал Далло. – Беспорядков в городе стало заметно меньше после вашего приезда.

«А вы лжец, сэр», – подумала она.

– Могу я задать еще один вопрос, ваше величество? – спросила Турия, поворачиваясь к королеве, и ее личико в форме сердца напомнило Мириамель лицо ребенка, выпрашивающего конфету.

– Конечно, графиня.

– Когда появились те люди и вы встали перед ними… вам было страшно?

В первый раз в голосе Турии появился неподдельный интерес, а глаза с тяжелыми веками вдруг стали блестящими и любопытными.

– Испугалась ли я? – Мири взвесила несколько различных ответов, но посчитала, что наступил важный момент, и решила сказать правду. – Да, конечно. Прошло много времени с тех пор, как я в гневе поднимала меч, и, хотя моя охрана хорошо подготовлена и отличается смелостью, разбойники превосходили нас числом. Поэтому, да, мне было страшно. Но, как вам скоро предстоит понять, мужество состоит не в том, чтобы не испытывать страха, а в том, что нужно выполнять свой долг, даже если все внутри у тебя дрожит от ужаса.

– Королева очень мудра, – сказал Далло. – По-настоящему мудра.

– Благодарю вас, ваше величество, – сказала Турия, делая еще один реверанс. – Я правда очень хотела знать.

Наконец Далло, его племянница и слуги – оказалось, что еще несколько человек находилось в саду, – ушли вместе со стражниками.

Мириамель снова повернула кольцо, тоскуя о муже, ее храбром кухонном мальчишке и ближайшем друге. Наб- бан, главный источник крови ее семьи, место, где все казалось более громким, ярким и, как правило, опасным, теперь стал больше походить на тюрьму.